Люди страшно перепугались. Кто-то сказал, что это стреляют танки и тяжелая артиллерия. К нашим раненым добавились новые, пострадавшие от осколков стекла в самой больнице, окна которой выдержали первые налеты, но теперь разлетелись вдребезги. Добавились и те — их было гораздо больше, — кто смог добраться до больницы из окрестных домов и убежищ. Люди несли на руках своих детей, матерей, жен, умоляли спасти их, не замечая, что сами истекают кровью. Некоторые прибегали с криком в горящей одежде и падали замертво у дверей больницы. Все, чем мы располагали, это болеутоляющие средства, мази и пластыри. Мы начали помогать врачам делать срочные операции, с которыми до того ни они, ни мы не сталкивались в своей практике: ампутации рук и ног, операции на глазах, травмы черепа и все, что угодно. А пострадавшие все прибывали. Больница была переполнена. Наши основные пациенты, увечные дети — те из них, кто был способен двигаться — в страхе метались по палатам, кричали и искали выход, а кое-кто пытался выпрыгивать из окон. Все медсестры были заняты с ранеными, и ни одна не имела возможности уделить внимание детям.
Когда артиллерийский обстрел прекратился, бельгийский врач Франсис Кабе пошел на риск и решил переговорить с израильтянами. Сел в машину скорой помощи, взяв в нее, сколько вместилось, раненых и обожженных и направился в сторону выхода из лагеря. Но вернулся раньше, чем через полчаса. Израильтяне отказались принять раненых и заявили, что окажут ему помощь лишь в том случае, если он выдаст им всех террористов, имея в виду работающих в больнице палестинских врачей и санитаров. Мне на ухо доктор Кабе шепнул, что он все же сумел устроить десятерых взятых с собой раненых в ливанскую государственную больницу в Сайде, хотя она переполнена, как и наша, и условия в ней не лучше. Мы уже исчерпали запас лекарств и медикаментов, и все, что нам оставалось, помогать несчастным словами да накрывать простынями умерших.
К утру все было кончено, от лагеря ничего не осталось — ни домов, ни людей. Выйдя на рассвете из больницы, я не узнала окрестности: еще догорали несколько домов, дымились развалины, среди них бродили одинокие фигуры, разыскивая своих родных или их тела и непрерывно кашляя. Этот кашель и неизвестно откуда доносящиеся глухие стоны — единственные звуки, которые были слышны. Повсюду валялись трупы и куски тел, особенно много их было вокруг убежищ. Дело в том, что эти убежища представляют собой ямы. накрытые цементными плитами. От воздушных налетов они в какой-то мере спасают, во всяком случае, от осколков, если, конечно, бомба не попадет в саму плиту. Но когда в действие вступила тяжелая артиллерия, большинство убежищ превратилось в могилы для укрывшихся в них людей, а они набивались в одну яму десятками…
