Мы шагали рядом по улицам чужого города, неожиданно сведшего нас вместе, и оба испытывали некоторое смущение, но старались держаться как старые друзья, встретившиеся после долгой разлуки. Иногда в разговоре возникали неловкие паузы, поскольку ни ему, ни мне не хотелось заводить серьезный разговор о прошлом. Я показывал ему достопримечательности города — он был здесь впервые. По пути из гостиницы к берегу реки мы пересекли широкую площадь, окруженную домами в неороманском стиле с высокими порталами. В центре площади стоял памятник — лысый человек верхом на лошади горделиво указывал рукой вдаль. Я объяснял Ибрахиму: это музей, это университет, а этот всадник возглавлял в девятнадцатом веке борьбу за освобождение страны от французов. Старался рассказывать как можно подробнее, чтобы разговор не прерывался. А Ибрахим поддакивал: да, да, вот как?
Однако вскоре все было рассказано, и дальше мы шли молча. Когда мы наконец пришли, я извинился перед Ибрахимом за то, что заставил его проделать пешком такой путь, объяснил, что я очень люблю это кафе и всегда паркую машину поблизости от него. Задержавшись у входа, Ибрахим огляделся кругом и сказал, что он бы очень сожалел, если бы уехал из страны, не побывав в этом месте.
Не знаю, были ли эти слова простой любезностью, или место действительно ему понравилось. Я же был просто влюблен в это кафе: овальной формы, похожий на раковину домик стоял на каменистом мысу, вдававшемся в реку, и к нему вела дорожка, обсаженная цветами.
Посетителей внутри было немного, и мы без труда нашли столик у открытого окна с видом на широкую реку и на гору за ней, покрытую в это время года зеленью лесов и садов. Среди деревьев были разбросаны белые домики с красными крышами. Ближе к вершине виднелись лишь красные треугольники крыш, и все вместе напоминало ступенчатую пирамиду.
Когда мы уселись, Ибрахим шепотом восхитился:
— Какая тишина и покой!
Мне показалось, что в этот момент он вспомнил о Бейруте, но я не стал комментировать его слова, предоставив ему любоваться рекой, прозрачные воды которой стремительно неслись, закручиваясь в серебристые, пронизанные мягким светом волны, и белыми лебедями с гордо поднятыми головами, которые кругами плавали по воде и молча заглядывали в окна кафе. Коричневая утка с блестящей лиловой шеей, делавшая зигзаги под окнами, не ограничилась взглядами, она раскрыла клюв и громко закрякала. Ее призыв был услышан дамой, сидевшей недалеко от нас — она стала кидать в воду хлебные крошки.
