Зина сняла ведра и стала наливать воду деревянным черпаком. Василий жевал стебелек травы.
— Сколько намедни принес бригадир? — как бы невзначай поинтересовался шофер, принимая ведро студеной воды.
— Пять. Да Клинычев семь.
— Неплохо, — одобрил Вася.
— Леню гадюка укусила. Степан Иванович двенадцать километров его на себе нес.
Вася прикусил губу. Случилось то, чего он совсем не ожидал. И тут предательская память подсунула ему более явные, неприятные воспоминания.
Зина механически черпала ковшом воду. Вася поднял камешек и со злостью запустил в стайку мальков, пугливо жавшихся ко дну маленькой песчаной заводи.
— Шибко серчал бригадир? — спросил он глухо.
— Еще как!
Вернулись в лагерь молча. Зина захлопотала над завтраком. А Василий открыл капот машины и нырнул с головой в мотор, выставив наружу лоснящийся от машинного масла зад.
Потом встал Азаров и первым делом зашел на женскую половину. Клинычев спал, тяжело дыша во сне.
Степан спустился из вагончика и остановился возле грузовика. Вася всем телом чувствовал его присутствие, но боялся повернуть голову. Он напрягся, когда услышал за собой голос бригадира:
— Машина в порядке?
Волей-неволей пришлось разговаривать. Вася спрыгнул на землю и сосредоточенно стал вытирать ветошью испачканные автолом руки, не поднимая на бригадира глаз.
— Как всегда.
Степан повернулся и ушел. Вася тяжело вздохнул, захлопнул капот и присел на буфер: разговор, самый серьезный, значит, впереди… Худо.
По-настоящему оживала база только тогда, когда поднимался Вениамин Чижак.
Громко заверещала «Спидола», Зина получила очередной комплимент, загремел умывальник, и над поляной раздалось фырканье, уханье, гиканье. Веня был здоровым, жизнерадостным парнем.
Зина гремела плошками, кружками, ложками. Вышел из вагончика Горохов — долговязый, взъерошенный и молчаливый. Он присел на лесенке и закурил традиционную утреннюю цигарку, сосредоточенно смакуя переход от ночных грез к будничной действительности.
Бригадир уже успел осмотреть ящики со змеями, проверить записи в журнале.
— К вечеру вернусь, будем брать яд, — сказал он Горохову. — А то позавчерашние еще не доены.
Христофор молча кивал. Из вагончика послышался голос Клинычева. Степан поднялся к нему. Леня лежал осунувшийся, с запекшимися губами.
— Пить хочется.
Бригадир налил из чайника вчерашнего чая и, придерживая ему голову, дал напиться.
— Болит?
— Нет. Нога словно деревянная. Во рту сохнет. И тело — как будто били.
— Ничего, ничего. В больницу сейчас поедем…
