«Мы были молодые ребята, лет по двадцать каждому, и нам черт был не брат», — так характеризует себя и своих товарищей рассказчик. Он в каждом своем слове — моряк.
Ночью на шлюпке товарищи подошли к пароходу. «Обогнули мол. Вот он, „Юпитер“, вот и баржонка деревянная прикорнула с ним рядом. Угольщица.
Гребу смело к пароходу. Вдруг оттуда голос:
— Кто едет?
Ну, думаю, это береговой — флотский крикнул бы: „Кто гребет?“
„Компас“ из „Морских историй“ не менее остросюжетная новелла, чем „Под водой“ из „Злого моря“. Удастся или не удастся смелым морякам пробраться на пароход, вывинтить компас и уйти незамеченными? Догонят их охранники или не догонят? Вопросы эти создают не меньший драматизм, чем тот вопрос, который занимает читателя новеллы „Над водой“: удастся ли спастись самолету, падающему в море? Но герои „Морских историй“ обрели плоть и кровь, обрели характеры, которые были едва намечены у героев „Над водой“ и „Под водой“. Абстрактный конфликт между мужеством и трусостью постепенно наполнился конкретным содержанием социальной борьбы.
Таков был творческий путь Бориса Житкова — от сюжетной новеллы „приключенческого“ типа, построенной на острых положениях, где абстрактное мужество сталкивалось с абстрактной трусостью, — к новелле психологической, где герои получили острые социальные характеристи-ки. Путь этот привел Житкова к созданию образа паренька из трудовой семьи — того, кто рассказывает нам „Дяденьку“, „Черную махалку“, „Компас“, „Метель“, „Вату“, и образа „бывалого человека“ — того, кто рассказал „Про слона“, а впоследствии „Погибель“ и „Урок географии“.
В рассказе „Урок географии“, написанном в 1933 году, герой-рассказчик будто бы совсем и не говорит о себе. Он занят описанием разных стран, растительности, людей. Поначалу это будто бы и в самом деле урок. „На острове Цейлоне есть город и порт английский Коломбо. Большой город, портовый. Превосходный порт. Отгорожен каменной стеной прямо от океана метров на тридцать“. „Люди, там живут… черные. Сингалезы“. „Есть еще колония у них, у англичан: Сингапур… для флота база“. Но нет, это не урок, а рассказ, или, быть может, урок в школе будущего, где каждый учитель будет художником: „На солнце, на тропическом… блеск как вскрикивает все равно. А зыбь ходит, как гора, как зеленая, стеклянная гора. Ее солнце сверху отвесно пронизывает, и она идет на тебя… и вся эта прозелень насквозь светится зеленым воздухом“.
И дальше Житков повествует о сингалезах, которых истязают англичане, о малайцах в Сингапуре, о китайцах в Гонконге, где они семьями живут в лодках на море: на берег англичане их не пускают. Рассказчик занят описанием кокосовых пальм, сингалезских лодок, двухколесно-го фаэтончика, рикш, моря, цветов… О себе он не сообщает почти ничего, но сам он — „бывалый человек“, русский моряк, революционер, ненавидящий угнетателей, — сам он виден и понятен читателю с не меньшей ясностью, чем мальчик, рассказывающий нам про Джарылгач. Образ рассказчика — и притом такого, который оценивает происходящее с позиций советского человека, — создастся здесь не автохарактеристикой, не декларацией, а той страстностью отрицания всех уродств капиталистического мира, с которой рассказчик относится к виденному.
