— Да я таких на пальме за ноги вешал… — проворчал под нос Шишкодремов.
Очень возможно, он не врал, даже наверняка.
— Пошли уж, вешатель… — буркнул Кацуба.
Мазур в свои годы выпил, как и любой нормальный мужик, не менее цистерны, но на такой пьянке ему еще не приходилось бывать. Потому что это была не пьянка, а чистейшей воды театр для невидимого постороннего слушателя — причем актеры должны были притворяться, что о наличии слушателя и не подозревают.
Хорошо еще, ему не нужно было изощряться в роли примадонны — он попросту помалкивал, изредка вступая с анекдотом или невыдуманным случаем из морской жизни (естественно, никак не ассоциировавшимся у слухачей с военными), а водочку попивал крайне умеренно, поскольку вскоре предстояло идти под воду. Почти так же держался и Вася Федичкин. Зато Кацуба старался за троих, по интеллигентской привычке тараторил без умолку, не слушая собеседников, стремительно надирался, роняя на пол то вилку, то кусок осетрины, бессмысленно ржал и откровенно лез к Свете с руками и сальными намеками. Света, с точки зрения непосвященного слушателя уже изрядно рассолодевшая, сначала хлопала его по лапам, потом откровенно послала на исконно русские буквы и заявила, что в присутствии настоящих мужчин вроде ее обожаемого Микушевича доценту лучше бы оставить руки при себе. Кацуба обиделся, а Шишкодремов его утешал по доброте душевной. Потом оба грянули во всю ивановскую:
— Ой мороз-мороз, не морозь меня…
После чего Света заставила их заткнуться и всучила Мазуру гитару, он с натуральным пьяным надрывом исполнил забытый шлягер:
Wait for me, and I’ll return,
Wait, despite all pain.
Wait when sorrow, chill and stern,
Это привело Кацубу в состояние стойкой печали, он в голос принялся скорбеть над собой и над миром, как ни пытался добрый Шишкодремов его утешить немузыкальным распеванием бравой иноземной песни:
В путь! В путь! Кончен день забав,
пришла пора!
Целься в грудь, маленький зуав,
и кричи «Ура!»
Словом, было не особенно весело, зато шумно. Как выражался бездарный самодержец Николай Второй, пили дружно, пили хорошо. Мазур прекрасно понимал, что происходит, для чего все это сюрреалистическое действо затеяно: любой аналитик серьезной конторы, трудолюбиво прослушав запись, поневоле составил бы совершенно превратное представление о характерах, личностях и психологических характеристиках членов группы, равно как и о взаимоотношениях меж ними… Словно смотрел в кривое зеркало, искажавшее каждое движение.
