Крючок для пираньи | страница 10



— Пошли, — распорядился Кацуба. — Не будут нам автобусов подавать…

Подхватив объемистые, но не особенно тяжелые сумки, они гуськом двинулись к вокзалу, казавшемуся безлюдным и вымершим, словно замок Спящей Красавицы.

Когда оказались внутри, сходство со знаменитым сказочным объектом еще более усилилось. Обширный зал был практически пуст — сидели за стойкой две расплывшиеся фемины в синих аэрофлотовских кительках, у входа меланхолично попивала баночное пиво компания из пяти мужичков (рядом с ними лежала груда выцветших рюкзаков и лежала спокойная серая лайка) да уныло бродил по залу милицейский сержант.

Прибытие новых лиц, конечно же, стало нешуточным развлечением для всех старожилов, включая лайку. Впрочем, взоры в основном скрестились на яркой, как тропическая птичка, девушке Свете, каковую всеобщее внимание ничуть не смутило.

— Сидим, — сказал Кацуба. — Ждем встречающих. Кто хочет, пусть пьет пиво, зря, что ли, столько упаковок тащили… В самом-то деле, что делать интеллигентным людям, прилетев на край земли? Пить пиво…

Шишкодремов принялся откупоривать банки, с большой сноровкой дергая колечки, далеко отставляя руку, чтобы не капнуть на черную шинель. Мазур от нечего делать стал настраивать дешевенькую гитару, прихваченную ради доскональности имиджа, — бородатые интеллигенты, помимо пива, должны еще брякать на гитаре, сие непреложно…

— Баяна не взяли, — грустно сказал Кацуба. — Изобразил бы я свою коронную, с которой «Юного барабанщика» слизали…

— А как тебе вот это? — спросил Мазур. — Опознаешь? — и легонько прошелся по струнам.

The nazis burnt his home to ashes,
His family they murdered there.
Where shall the soldier home from battle,
Go now, to whom his sorrow bear?[2]

— Погоди-погоди-погоди… — Кацуба нешуточно удивился. — Мотив мне странно знакомый… Да и словечки… Ежели в обратном переводе…

— Последний куплет, — хмыкнул Мазур.

The soldier drank and wept for many,
A broken dream, while on his chest,
There shone a newly-minted medal
For liberating Budapest.[3]

— Ну ничего себе, — покрутил головой Кацуба. — Это что же, и «Родная хата» у нас слизана с импорта?

— Да нет, — сказал Мазур. — Это я так… развлекаюсь.

— Ну развлекайся, музицируй… Рембрандт… — Кацуба скользом глянул наружу, за стеклянную стену, вскочил. — Вот и приехали, сейчас узнаем, что день грядущий нам готовит…

И быстро направился к выходу. Там стоял невидный зеленый фургончик, УАЗ с белой надписью «Гидрографическая», крайне потрепанный, казавшийся ровесником века. Без всяких теплых приветствий Кацуба тут же заговорил с двумя, сидевшими внутри. Мазур продолжал лениво тренькать.