И вот я в Москве. С восторгом лицезрею все то, что так хотелось увидеть. А еще через три дня я в Петрограде.
Первое, что меня ошеломляет в великом городе, — это… большой открытый автомобиль, в котором меня встречает Миша. Впервые в жизни пользуюсь этим видом транспорта. Вообще-то автомобиль я увидел впервые в Белостоке пятилетним мальчиком и никак не мог тогда понять — а где же лошадь? Каким образом движется эта повозка без лошади?!
Величие и строгая красота Петрограда произвели на меня огромное впечатление. Особенно Дворцовая площадь с мощной аркой Главного штаба, Адмиралтейство, великолепный ансамбль улицы Росси с Александринским театром. Поразил, помню, своей неожиданностью мрачный, багрово-темно-красный Зимний дворец. Его подлинная светлая нарядная окраска времен Растрелли была, как известно, восстановлена гораздо позже.
В Петрограде еще не улеглись драматические переживания, связанные с недавними событиями в Кронштадте. Я не берусь рассуждать о политическом и общественно-социальном смысле этой трагедии. Слишком сложный вопрос. Для одних это контрреволюционный мятеж, инспирированный врагами советской власти — белогвардейским подпольем и иностранными разведками — и подлежавший беспощадному подавлению. Другие видят в нем справедливый и закономерный протест против бесчеловечного режима военного коммунизма, большевистского гнета. Не берусь судить. Мое к этому отношение чисто субъективно: с точки зрения места и значения данных событий в биографии моего родного брата. А он остается верен себе в своей отважной неугомонности: журналист, сотрудник газеты, он вступает в боевой отряд особого назначения Красной армии, становится делегатом партийного съезда, идет по льду Финского залива на штурм мятежной крепости. И не забывает при этом своих журналистских обязанностей.
Кольцов писал впоследствии:
«…В морозной мгле, при свечке, колеблемой ледяным вихрем, в ораниенбаумском домишке без крыши, сорванной снарядом, под гром десятидюймовых чудовищ верстал номер «Красного Кронштадта», чтобы через два часа выбросить с первыми ротами в захваченную крепость».
«Утро в Кронштадте» — так назывался очерк, написанный Кольцовым «при свечке, колеблемой ледяным вихрем», и напечатанный в первом номере «Красного Кронштадта». Очерк этот заканчивался следующими строчками:
«На днях, когда Кронштадтом еще владели белогвардейцы и их господа из английской разведки, я напечатал в «Красной газете» открытое письмо генералу Козловскому, назначая ему скорое свидание в освобожденном Кронштадте. Мы прибыли на место встречи, но его превосходительства, увы, здесь не оказалось. Куда вы скрылись, почтенный генерал?»
