Безоговорочная точность фольклорных формулировок поражает. Невский проспект во время НЭПа называли «Нэпским проспектом», Обводный канал, превратившийся благодаря промышленным предприятиям вдоль его берегов в зловонную сточную канаву, – «Обвонным каналом», развилку на дороге к поселку Кипень, украшенную бронзовой фигурой женщины с венком – «поворотом у Кипениной матери». А Смольный, куда вселилось первое демократическое правительство Петербурга во главе с мэром Анатолием Александровичем Собчаком, злоязычные остроумцы окрестили «МэрЗким местом».
Однако при всем своем критическом настрое по отношению к отдельным городским объектам или их именованиям сам город вызывал в фольклоре исключительно положительную, позитивную реакцию. Представителей иных городов и стран, хоть раз побывавших в Северной столице, петербуржцы называли: «оленинграженный» или «эрмитажированный» – и с удвоенной энергией заботились о будущем своего города. Например, во время строительства пресловутой дамбы опасения за сохранение собственной среды обитания вылилось в непримиримую формулу: «На заливе дамба – Ленинграду амба!» – или еще более категоричный лозунг: «Ленинграду – д’АМБА!».
Обнаруженная людьми еще в седой древности связь между словом звучащим и его символическим изображением привела человечество не только к изобретению письменности, но и к пониманию взаимозависимости устного языка и буквенного письма. И то и другое стало речью. Только в одном случае это была речь устная, в другом – письменная. И если звук был услышанным, то есть зафиксированным слухом воплощением мысли, то письмо стало зрительным воплощением этого звука. Оставалось только понять механизм взаимозависимости одного и другого. На самом деле он оказался простым и естественным. Как только искусство устной речи достигало очередной ступени художественной выразительности, оно влекло за собой реформирование письменности. И наоборот.
Чаще всего реформ письменного языка требовали общественно-политические процессы, происходившие в стране. Так, в допетровской Руси единственная на то время московская типография печатала религиозную литературу на церковно-славянском языке, и, когда потребовалось издавать воинские уставы, светские азбуки, календари и художественную литературу, Петр I вынужден был провести реформу письменности и печати. В результате был создан так называемый гражданский шрифт для печатания книг светского содержания. В его основу была положена одна из славянских азбук – кириллица, на которой в Московской Руси издавались церковнославянские книги. В новую шрифтовую графику добавлялись некоторые элементы латинского алфавита. Количество букв старого алфавита в новом должно было значительно сократиться. Отменялись все лишние и дублирующие буквы, например, такие как «ижица», «кси», «фита» и некоторые другие.
