Многие персонажи петербургской истории, исключительно благодаря стилистическим, фонетическим или иным особенностям своих имен, вошли в такие популярные смеховые жанры городского фольклора, как анекдоты и каламбуры. В 1960-х годах, после разоблачения культа личности Сталина и ужасов сталинского террора, в народе началась интенсивная эксплуатация «говорящей» фамилии архитектора Растрелли. Вот один из них:
...
В другом анекдоте экскурсовод увлеченно перечисляет:
«Перед вами дворец, построенный Растрелли… Это особняк, возведенный Растрелли… Это площадь, названная именем Растрелли …» Один из экскурсантов не выдерживает: «Да мы уже поняли, что строителей расстреляли, но, может быть, теперь можно назвать их фамилии?»
Сергей Довлатов отметил в записной книжке: «Мемориальная доска: „Архитектор Расстреллян“».
Надо сказать, что каламбур, умело и к месту использованный, в известном смысле может сыграть и серьезную образовательную роль. В 1920-х годах об архитекторе Карле Росси знал разве что узкий круг специалистов. Краеведение было, мягко выражаясь, не в чести. Да и общий образовательный уровень населения не отличался высоким качеством. Широкой известностью один из крупнейших петербургских зодчих не пользовался. И когда в 1923 году Театральную улицу, созданную им, переименовали в улицу Зодчего Росси, возникли немалые сложности с произношением этого непривычного русскому слуху топонима. По воспоминаниям современников, даже кондукторы автобусов объявляли остановку на свой манер: «Улица Заячья Роща». Но имя архитектора Карла Росси становилось с тех пор все более и более известным широким кругам ленинградцев.
Похожая история с труднопроизносимыми топонимами повторилась через несколько лет. После войны четыре параллельные улицы на северо-западе Ленинграда были названы именами героев Советского Союза, воевавших на Ленинградском фронте, – улицы Пограничника Гарькавого, Генерала Симоняка, Тамбасова и Солдата Корзуна. О том, во что это вылилось в городском фольклоре, мы расскажем в очерке «Смертный грех переименований».
Салонный, уличный или профессиональный каламбур в Петербурге стал одним из любимых жанров язвительных пересмешников. «Петербургским литератором КраеЖским» называли известного журналиста и издателя A.A. Краевского, который в развернувшемся в середине XIX века споре, как правильно говорить: «петербургский» или «петербурЖский», – особенно рьяно настаивал на «петербурЖском» варианте. Не очень повезло и Достоевскому. Его стилистические длинноты, бесконечные отступления, морализаторские монологи и прочие текстовые особенности в фольклоре породили такие понятия, как «достоевщинка», в смысле «разговор по душам до потери пульса», «достоёвщина» – навязывание собственных рефлексий (доставать + Достоевский).
