Марсель никак не могла отделаться от мысли о деньгах. Вот же напасть эти деньги! и что они пришли на ум? и надо было Анику в недобрую минуту заговорить о Гольдарте! как нарочно, чтобы она вспомнила свои давние — почему давние? — планы на будущее…
«Все, все, все, — как забивая гвозди, твердила себе Марсель. — Я не наследница. Я просто живой человек. Буду жить. Не пропаду без денег. Голова есть, руки есть — что еще надо? У меня все впереди. Я жива — и это прекрасно! Я подойду к кому угодно и скажу ему: „Привет!“ и мне ответят: „Привет!“ Вот возьму и поеду „Под башню“ пить пиво… разумеется безалкогольное; мне нечем доказать, что я совершеннолетняя. И никто от меня не шарахнется, не открестится… Все, решено».
Но тоскливые, тревожные мысли набегали сами собой, как волна за волной: «Ответь же мне, правды не пряча — кто я в мире и что я в нем значу?»… Без денег, без документов, словно сбежала из дома… Куда меня везут мои новые друзья? Мы слишком быстро сошлись, смеемся, шутим, а что дальше, что?!. Что за жизнь ждет меня впереди, и смогу ли я жить так, как прежде?.. Незримая стена отделяет меня от всех — родных, близких, старых друзей, любимых мест… И эта стена — смерть!.. «Пути живых и мертвых различны…»
— Ладно, — сказала она, — если бабушки Стины нет дома, мы, может, вернемся в Дьенн? а на обратном пути захватим ваш выигрыш. И на море посмотреть успеем, и пообедаем в Кольберке.
— Да будет так, — коротко кивнул Клейн. — Это ваша воля, а мы, как в сказке, слушаем и повинуемся.
— Вы лучше просто согласитесь.
— Мы согласны, — сказал Аник.
Шоссе понемногу отклонилось влево, огибая Дир-Лундэйс; до Кольберка оставалось всего каких-то семьдесят километров.
От смерти Марсель отделяли шестьдесят часов с минутами, но она не знала об этом.
Лето конца XIX века.
Мюнс, столица Центральной провинции королевства.
Дымят сталелитейные заводы Бальна. Гремят поезда, горит электрический свет, стрекочет телеграф, звонят телефоны.
На улицах с нахальством молодых выскочек квакают клаксонами автомобили, еще очень похожие на конные экипажи, и кучера снисходительно посмеиваются, обгоняя рысью новомодные самодвижущиеся коляски — по-французски «вуатюр отомобиль». Пусть их ездят! мода приходит и уходит, а лошади — это надежно. А что надежно — то навсегда.
Мир бесится с жиру. Богатство! богатство! богатство стелется дымом над полноводной Мальдой, богатство тянется в полных баржах вверх по реке от Хоннавера, богатство куется, прессуется, ткется, шьется, пакуется, продается и являет свой зримый облик в полновесных золотых талерах, в доходных акциях, в надежных облигациях, в хрустящих банкнотах, в незыблемости банков и бирж, откуда вновь выплескивается на поля плодородного Юга, на фермы Севера, вливается в рудники Коронных гор, в угольные шахты Северной равнины, питает маэнские верфи, принуждает делать и строить больше, больше, больше; золотая кровь пульсирует в жилах страны, ей тесно — и вот ручьи золота текут через океан в колонии, чтобы вернуться реками дешевых и полезных товаров.
