В сарае мерцает тифозным светом лампочка. Ночь, вьюга. На брезенте лежит труп — так, как его застал мороз: скорчившись, поджав ноги. Его лицо, руки — все обглодано. Герц прикуривает одну сигарету от другой, без передышки орудуя то щипцами, то отверткой; на грубо сколоченном столе гудит что-то странное, похожее на большой радиоприемник без кожуха.
Насторожившись, Герц вскидывает голову. Нет, ничего не слышно, почудилось. Однако он выкладывает пистолет на стол справа — удобней взять.
Бледно-лиловое свечение пульсирует, мерцает над столом, колеблется, как дым; лампа постепенно меркнет. Неотрывно глядя на труп, Герц гасит сигарету о ладонь и не замечает ожога. В полутьме он видит, как начинают шевелиться пальцы мертвеца.
«Сьер Стефан, мой приятель заболел. Ваш парень… не мог бы он на обратном пути привезти доктора? Да, того австрийца».
«Почему бы нет, сьер учитель? всегда пожалуйста».
Весна, цветут сады.
Бывший военный врач Шауман дышит весной. Как славно, что весна все-таки пришла! О весна! эта юная девушка в розовом платье, эта вечная прелестница с букетом ландышей… Грузовичок погромыхивает на колдобинах, Шауман неловко улыбается молодым крестьяночкам, а те что-то задорно кричат ему — помятому мужчине, одетому с чужого плеча. Вермахт приказал долго жить, но носить мундир небезопасно. Не затем крестьяне купили его у партизан, чтобы он попал в лагерь к янки.
«Ваш друк не здешний? я не могу его понимать. О, конзентрационслагер… я, я. Я хочу слушать стетоскоп. Какой значительный рубец… Его кусал вольф, я хочу сказать — волк? о, дикая собака… Я имею основание полагать, что у ваш друк крупозное легочное воспаление. Он весьма истощенный и… он такой кляйн, маленький. Возможно, это наследованный признак. Ему надо стрептоцид, потом банки, горчичник, много пить, аскорбиновая кислота. И его надо положить лазарет».
Больных в деревне хватает, и Шауман идет дальше по домам. Сегодня, слава богу, он будет сыт и даже, может быть, пьян. Насчет иностранца из концлагеря у него никаких сомнений — кандидат в гроб. Почему этот сердобольный рыжий молодчик не хочет везти его в лазарет?
«Кляйн, кляйн… нет, так не пойдет. Клейн — вот как лучше. Алард Клейн — по-моему неплохо, а? Где же нам взять стрептоцид? если в Ларикене попытаться, на рынке, в госпиталь к союзникам зайти… легче снова раскрутить динамо. Ну ее, эту больницу, Алард, а то тебя интернируют и отправят в Сибирь, опять замерзнешь».
Тогда Герц не теоретизировал и не учитывал фаз Луны; он полагался на интуицию и действовал с апломбом молодости и… ему удалось.
