«Они заблудились над лесом».
«Идиоты! что они, сверху дыма не видят?!»
В деревне продолжается автоматная стрельба. Воплей уже не слышно. Люди дона Антонио работают умело, уверенно, не суетясь. Делается это так: ногой выбиваешь дверь, прошиваешь очередью все живое и те места, где можно спрятаться, для гарантии можно еще бросить гранату. Следом шагают двое с ранцевыми огнеметами, метят хижины шипящими струями пламени, оставляя за собой треск пожара. Последним, приплясывая, идет отрядный полудурок Чико — он обеими руками придерживает на голове «шарп», как индианка — корзину с бельем; из динамиков рвется «Кисс ми гудбай» в исполнении Челентано. Чико блаженно жмурится от бьющей в голову музыки, он счастлив.
«Эй, смотри, убегает!»
С пояса, не целясь, стрелок бьет по мечущейся фигурке.
«Эх, мимо…»
«Маз-зила», — широко улыбается огнеметчик и достает мальчонку струей; он не видит, как из окна, завешенного циновкой, выдвигается ствол дробовика.
«Мануэль, сзади!» — визжит Чико.
Поздно — ранец лопается, огнеметчика охватывает пламя.
«Командир, Мануэль сгорел».
«Как?!»
«Ему попали в ранец. Один скот там прятался с ружьем…»
«А, ч-черт… Бегите вдоль по ручью и трое — туда. Ищите, они не могли далеко уйти. И смотрите за небом — как прилетят вертушки, все назад, а то и вас выкосят».
С опозданием, но вертолеты являются — два маленьких «ОН-6 Кейюз», похожие на яйца с хвостиками; они каруселью кружат над Монтеассоно, осматриваются, потом расходятся в стороны, делают круги все шире и шире; они чуть вздергивают кверху хвостики, принюхиваясь, время от времени прощупывая пулеметами подозрительные кусты и заросшие канавы — «Ага! вот один, выскочил, побежал и — эх, как его подсекло!..»
Кое-кому из жителей Монтеассоно удается спастись.
Они уходят лесом. Добрый лес всегда выручал своих детей, своих бокаро. Вот и сегодня он укрыл их зеленым крылом от стрекочущих, плюющихся свинцом небесных хищников.
День, ночь, день, ночь, день и ночь идут уцелевшие бокаро. Погоня — хоть и опытная в таких делах — теряет след.
Наконец они приходят в деревню шонко. Шонко — это свои, тоже алуче.
Падре в деревне — тоже шонко. Он понимает, он все понимает, но — как быть? Да, надо бы сообщить властям, но власти далеко, а полковник Оливейра близко. И власти благосклонны к дону Антонио; он очень богатый человек, стоит ему захотеть…
«Я боюсь, — говорит падре, когда пятеро последних мужчин-бокаро сходятся к нему вечером. — Сила на стороне дона Антонио. Не надо надеяться на власти, они не помогут. Никто за нас не заступится. Бог сохранил вам жизнь — не отвергайте его щедрот, живите; жаловаться на дона Антонио — это гибель. Радуйтесь, что он не знает о вашем спасении».
