Мила резко вскинула глаза на Бледо. С минуту она смотрела на его болезненного цвета лицо, выражающее растерянность и отчаянный страх.
— Хотела бы я понять, почему так происходит, — чувствуя не отпускающее ее легкие напряжение, ответила Мила.
Она тяжело вздохнула:
— Бледо, ты, конечно, можешь не отвечать, но я все-таки спрошу.
Он неуверенно кивнул.
Мила помолчала секунд двадцать, сомневаясь, можно ли спрашивать о таких вещах человека, для которого она чужая, но все-таки решилась.
— Какой твой самый главный страх, Бледо? — спросила она. — Чего ты боишься?
Бледо, как ни странно, совсем не удивился ее вопросу. Он тяжело вздохнул и потупил глаза от смущения.
— Всего боюсь. Людей боюсь очень.
«Боюсь людей» — это было понятно Миле. Еще бы не бояться окружающих, когда все подряд так и норовят посмеяться над тобой, кольнуть тебя очередной издевкой, унизить. Она, правда, не понимала, почему с Бледо так получалось. Наверное, он просто не способен был дать отпор, постоять за себя — такой уж у него был характер.
— И все-таки ты не всего боишься, — сказала Мила. — Я видела тебя в Театре Привидений, когда профессор Буффонади давал свое представление. Ты ведь совсем не боялся всех этих чудовищ. Мне даже показалось, что они тебя… развлекают.
Бледо слабо улыбнулся.
— Но ведь они не настоящие — это только иллюзии, — ответил он. — Правда, дядя предпочитает называть их наваждениями. Когда я был маленьким, дядя каждый день придумывал новые наваждения. Они были очень забавные и совсем не опасные.
При слове «забавные» Мила недоверчиво покосилась на Бледо, но тот говорил совершенно искренне. Похоже, она была права, когда решила, что Массимо Буффонади приучил своего племянника к чудовищам с колыбели.
— Мне они такими не показались, — серьезно сказала Мила. — Мне было очень страшно. Они, может, и были наваждениями, но выглядели как настоящие… Правда, один раз… — Она задумалась. — Один раз я тоже не испугалась.
— Когда дядя наколдовал того монстра, с которым ты когда-то встречалась? — спросил с интересом Бледо.
— Угу, — промычала в ответ Мила.
— Вот видишь, — сказал Бледо. — Ты тоже почувствовала, что это все не взаправду.
Около минуты они оба молчали, думая каждый о своем. Потом Мила сказала:
— Но ведь эта старуха не была наваждением?
Бледо нахмурился и, затравленно уставившись на носки своих ботинок, отрицательно покачал головой:
— Нет, это было не наваждение. — Он втянул голову в плечи, будто невольно хотел спрятаться от неведомой угрозы. — Я не знаю, кто эта старуха. И пусть она даже не оставляет следов, но… Я уверен, она настоящая.
