— Насколько мне известно, нет, — ответила госпожа Мамми, поливая из лейки очередное чахлое растеньице. — Он, кажется, упоминал, что на осень у него запланированы два выступления во Внешнем мире, в Европе. Троллинбург в этом году не увидит знаменитых метаморфоз Лучезарного. Да и… — Госпожа Мамми на секунду отвлеклась от цветов и с таинственным видом повернулась к Акулине: — В этом сезоне Поллукс Лучезарный вряд ли мог бы рассчитывать на то внимание публики, что было год назад.
— Почему? — удивилась Акулина (она снова щелкнула пальцами, и губка послушно прыгнула обратно в ведро).
— Конкуренция, милочка, конкуренция, — тоном знатока прищелкнула языком госпожа Мамми.
— Конкуренция?! — еще больше удивилась Акулина. — Я бы хотела посмотреть на того, кто рискнет составить конкуренцию неподражаемому Поллуксу Лучезарному. — И категорично добавила: — Его метаморфозы превзойти не сможет никто! В этом я абсолютно уверена.
— Не спорю, — миролюбиво согласилась госпожа Мамми. Отставив в сторону лейку, она закатила рукава и с охотничьим прищуром во взгляде стала выискивать в углах на потолке и других укромных местах белые кружева паутины. — Но Массимо Буффонади, который, как я слышала, уже прибыл в Троллинбург, и не нужно никого превосходить, поскольку в своей области он тоже не имеет себе равных.
— Массимо Буффонади? — недоуменно переспросила Акулина. — Я о нем не слышала. Он тоже артист? И в какой же области?
— Он не артист, — покачала головой госпожа Мамми. Мановением руки она заставляла паутину отрываться от поверхности потолка и стен. Паутина съеживалась, образуя маленькие клубочки паучьей шерсти, и почти беззвучно падала на пол. — Его у нас знают не многие. В Троллинбурге он еще никогда прежде не давал представления.
— Ну вот — «представление»! — воскликнула Акулина. — А вы говорите — «не артист»!
— И повторю снова — он не артист, — настаивала госпожа Мамми. — Он… — Она на мгновение задумалась и, театрально округлив глаза, нагнетающим голосом, как профессиональный конферансье, объявила: — Он творец кошмаров! Создатель ужасающих чудовищ и монстров! Отец самых жутких и отвратительных творений!
У Милы отвалилась челюсть, а Акулина выронила из рук ведро, которое с лязгом грохнулось на пол, разбрызгав воду, но при этом удачно стало на донышко.
— Ох, прости, милочка! Я немного увлеклась, — с виноватой улыбкой пожала плечами госпожа Мамми. Тут она увидела раскрытый рот Милы и распахнутые на пол-лица глаза и, снова охнув, приложила руку к груди. — О, Боже… Деточка, спрячь это выражение лица в карман и никогда никому не показывай — оно тебе решительно не идет.
