Форштадт со стороны степи начинался похожей на сарай постройкой. Это и была кофейня Николы Аспориди. Татарин пошел вызвать ее хозяина, а оба чумака прилегли под кустом у дороги.
Ждать им пришлось недолго. Татарин вернулся с высоким горбоносым человеком, у которого на курчавых седеющих волосах алела вышитая серебром тюбетейка.
– Я Никола Аспориди. Вы от Луки? — спросил он чумаков.
Кондрат отвел его в сторону и дал ему в руки половинку разрезанной свинцовой пули. Что-то похожее на улыбку мелькнуло в черных грустных глазах Аспориди. Он вынул из кармана другую половину пули и сложил их вместе. Получился гладкий свинцовый шарик.
– Все верно. Ты не обманываешь. Как звать тебя, казак? — спросил Никола.
– Кондрат. Сын Хурделицы. Лука велел мне запомнить слова твои.
– Так слушай, Кондрат. Скажи Луке, что соседи готовятся к трапезе. Дом сей расширяют, — Никола показал рукой на крепость, — чтобы гостей принять поболее. Разумеешь? Соседи закуску готовят добрую. Морем подвозят. Вот-вот пир начнется! А еще скажи — слух есть, из Очакова скоро голубок привезут, чтоб за море отправить. Не забудь ничего, что сказал тебе. А теперь иди, скорее иди. Время недоброе. Ашоту скажи, что Лука о ценах на овес и жито меня спрашивал, продать хочет. И не спорь с ним. Ну, прощай! Даст бог, еще встретимся. — Аспориди грустно улыбнулся.
На этом они расстались.
К вечеру Чухрай с Хурделицей были уже в усадьбе Ашота. Семен решил остаться у барышника.
– Послужу у идола этого. А ты, Кондрат, соль мою продай сам, гроши отдай Буриле — за ним не пропадут, — сказал он Кондрату. И сколько тот ни отговаривал Семена, старый казак упрямо стоял на своем.
– Останусь. Жинку вызволить треба…
Кондрат понял, что, пообещав Чухраю помочь выручить из плена жинку, Ашот этим самым взял его на крепкий аркан. Молодому казаку очень не хотелось расставаться с Чухраем, он искренне привязался к нему. «Погубят здесь старого басурманы, ей-богу, погубят», — с тоской думал Кондрат. Поэтому немало сил стоило ему скрыть свою неприязнь к Ашоту, которого он подозревал в коварном умысле против своего друга.
Барышник же изо всех сил старался в этот вечер уговорить и Кондрата поступить к нему на службу. Ашоту понравился атлетически сложенный, смелый, сметливый казак. Барышник понимал, что если его взять в руки, то он, пожалуй, заткнет за пояс любого джигита из его шайки. И он снова и снова угощал Хурделицу вином, стараясь заманить его всякими посулами. Но чем красноречивей делался барышник, тем угрюмей и молчаливей становился Кондрат. Наконец, выведенный из терпения очередным рассказом Ашота о том, как вольготно живут джигиты его шайки, Хурделица резко отодвинул от себя кружку, расплескав вино:
