На другой день под вечер, встретив у Лебяжьей заводи Маринку, Кондрат сказал:
– За солью в Хаджибей скоро поеду.
Бледно-синие глаза девушки сразу потемнели.
– И зачем ты меня пугаешь — не ведаю, — ответила она грустно.
Казаку стало радостно от этих слов. Он обнял за плечи девушку.
– Голубонька моя, еду туда, чтобы к тебе сватов скорей прислать. — И он рассказал о беседе с дедом.
Узнав, что Бурило дал согласие на их женитьбу, Маринка сразу повеселела.
– Пришлешь сватов — не откажу тебе, — крикнула она и, пришпорив лошадь, поскакала к заводи. Кондрат поспешил за ней.
И хотя в тот вечер над камышами пролетало несметное множество гусей и уток, Кондратка с Мариной не охотились. Обоих волновала предстоящая разлука.
Я хочу венчаться в церкви, по закону, — говорила Маринка. — А то я слышала, что паны невенчаных жинок разводят с мужьями. Правда ли это?
– Правда, милая, правда… Паны даже венчаных жинок порой разводят с мужьями, — мрачно ответил Кондрат.
– Неужели?! — ужаснулась девушка.
Казака рассмешил ее испуг.
– Голубонька моя, ничего ты не ведаешь, что творят паны! Им верить ни в чем нельзя.
– Как это нельзя? — недоумевала Маринка.
– Да так! Ныне панство пошло худоумное, не соблюдает закона ни божьего, ни человеческого. Я год побыл на той стороне Тилигула, знаю. Пока казаки воевали с басурманами, паны казачек за своих холопов насильно замуж отдали и выселили подальше от родных мест, чтобы законные мужья и отыскать их не могли. А многих казаков в крепаки обратили. Тех сечевиков, что против панской воли шли, заковывали в железо, остригали им усы, сбривали чуприны. Имущество казачье отбирали, словно какие басурманы-вороги. Непокорных избивали до смерти. Вот каковы паны, Маринка. Недаром говорят, что пан что басурман, — закончил Кондрат.
Маринке страшно стало от этих слов.
– Да будет тебе! Лучше глянь, как конь насторожился от слов твоих, даже он испугался, — прижалась она к плечу Кондрата.
Он понял, что Маринка хочет отвлечь его от невеселых дум, и, сделав над собой усилие, усмехнулся.
– Видно, коня испугать легче, чем тебя. Смела!..
– Мне бы казаком быть. Тогда б меня и пан и хан боялись, — подбоченилась в седле Маринка.
Желая окончательно развеять мрачные мысли, Хурделица запел любимую слобожанами песню:
Годi, гoдi, чумаченьку,
Все пити, гуляти,
Займай воли до лиману
Солi набирати.
Мягкий грудной голос казака зазвенел над Лебяжьей заводью. Тут Маринка подхватила песню:
