— Слушайте! Слушайте! Эвелина осуждаетъ кого-то на тюремное заключеніе! закричалъ Чарльзъ.
— Погодите только, увидите, что офицеры вамъ скажутъ! горячилась она.
— Эге! и когда жъ меня поведутъ въ тюрьму? спросилъ Гэй.
— О Падди! Падди! [5] воскликнулъ Чарльзъ, и все общество покатилось со смѣху.
— А Лора, кажется, серьезно повѣрила, что Гэя посадятъ въ тюрьму, замѣтилъ Чарльзъ, когда всѣ успокоились. Посмотрите, какая она мрачная. Это плохой знакъ!
— Полно, Чарльзъ! торопливо возразила Лора, досадуя, что ея серьезное выраженіе лица было замѣчено. Она вся вспыхнула и сконфузилась еще болѣе.
— Ну, Лора, разскажите хоть вы, кто были ваши кавалеры? началъ приставать къ ней Гэй.
— Вотъ досада-то! подумала она. Чего тутъ проще отвѣтить, а мои глупыя щеки такъ и горятъ; онъ пожалуй вообразитъ, что я краснѣю, потому что онъ со мною заговорилъ. Кто были мои кавалеры? повторила она громко. Сначала Морицъ, потомъ Филиппъ.
Странно показалось Эвелинѣ и Эмми, что она назвала только двоихъ. Въ этотъ день только и было толку, что о балѣ.
Гэю пришло только на слѣдующее утро расплачиваться въ Броадстонѣ за преступленіе свое передъ тамошнимъ обществомъ. Вернувшись домой, онъ нашелъ гостиную, полную дамъ. Мистриссъ Эдмонстонъ сейчасъ;ке замѣтила по выраженію его наморщеннаго лба, дрожащихъ губъ и легкаго заиканія, что онъ встревоженъ и хочетъ поговорить съ нею. Съ трудомъ отдѣлалась она отъ мистриссъ Броанлау, но не успѣла дверь за нею затвориться, какъ прибѣшолъ мужъ съ письмомъ, требуя, чтобы она прочла его и потолковала съ нимъ. Гэй ушелъ, не желая имъ мѣшать, и началъ бѣгать взадъ и впередъ по террасѣ. Въ это время Эмми возвращалась съ поля и подошла къ калиткѣ сада; онъ кинулся отпирать ее.
— Что съ вами? спросила она, взглянувъ на его лицо.
— Ничего особеннаго! я жду вашу маменьку. Я попалъ въ бѣду, вотъ и все.
— Неужели? Какъ мнѣ васъ жаль! сказала она кротко и, боясь показаться любопытной, не стала болѣе разспрашивать его, но молча направилась къ дому.
— Не жалѣйте меня! заговорилъ Гэй. Я самъ во всемъ виноватъ, хотя, по правдѣ сказать, не вполнѣ понимаю, въ чемъ именно состоитъ моя вина. Это все тотъ балъ. Ну, могло ли мнѣ придти въ голову, чтобы въ обществѣ стали интересоваться, пріѣду я или нѣтъ?
— Мы очень чувствовали ваше отсутствіе, увѣряю васъ! сказала Эмми.
— Объ васъ говорить нечего, вы меня любите, какъ родные. А другимъ-то, что за дѣло до меня? Теперь оказывается, что я оскорбилъ всѣхъ и каждаго.
