— Рэдклифскій нравъ, — отвѣчалъ онъ холодно, и нижная губа его слегка дрогнула.
— Что-жъ это ты съ нимъ сдѣлалъ? спросилъ Чарльзъ.
— Ничего. Мы говорили объ оксфордскомъ университетѣ; я ему совѣтовалъ приготовиться къ нему какъ слвдуетъ, говоря, что его воспитаніе, до сихъ поръ, была одна игрушка. Развѣ это называется ученіемъ, ходить два раза въ недѣлю къ какому то Потсу, доморощенному генію, который есть ничто иное, какъ искусный калиграфъ въ коммерческой школѣ Мурорта? Правда, это вина не Гэя, но все-таки онъ очень отсталъ въ наукахъ отъ своихъ сверстниковъ, и ему много мужно учиться, чтобы не провалиться на экзаменѣ. Все это я сказалъ ему весьма осторожно, зная хорошо, съ кѣмъ я имѣю дѣло; однако вы видите, какія вышли послѣдствія.
— А что онъ тебѣ отвѣтилъ? спросилъ Чарльзъ.
— Ровно ничего, надо отдать ему честь; но за то онъ самымъ свирѣпымъ образомъ шагалъ послѣднюю половину мили, и теперешняя его выходка есть финалъ исторіи. Жаль мнѣ бѣднаго малаго, однако я васъ прошу не обращать на эту сцену вниманія. Чарли, хочешь опереться на мою руку?
— Не нужно, спасибо, — отвѣчалъ тотъ, надувшись.
— Право, обопрись, Эмми тяжело тебя вести — настаивалъ Филиппъ, дѣлая движеніе впередъ, чтобы насильно заставить его повиноваться.
— Чтобы ты уронилъ меня, какъ камелію, — ѣдко замѣтилъ больной и, взявъ костыль изъ рукъ Шарлотты, медленно началъ взбираться на ступени, какъ бы торжествуя надъ тѣмъ, что онъ сзади задерживаетъ Филиппа. Чарльзъ чрезвычайно любилъ дразнить его, хотя тотъ никогда не выказывалъ ни малѣйшаго признака неудовольствія. Четверть часа спустя, кто-то постучалъ въ дверь уборной.
— Войдите! сказала мистриссъ Эдмонстонъ, сидѣвшая за своимъ маленькимъ столомъ. Появился Гэй съ очень взволнованнымъ лицомъ.
— Извините, если я вамъ помѣшаю, — сказалъ онъ кротко:- но мнѣ нужно вамъ признаться, я вышелъ изъ себя потому, что Филиппъ вздумалъ мнѣ давать совѣты, а теперь мнѣ стало очень совѣстно.
— Что это у васъ съ губой? воскликнула мистриссъ Эдмонстонъ. Онъ приложилъ платокъ ко рту.
— А развѣ еще идетъ кровь? спросилъ онъ. — Это у меня дурная привычка кусать губы, когда я злюсь. За дѣло! вотъ мнѣ и клеймо за вспыльчивый характеръ.
Мистриссъ Эдмонстонъ потребовала полной исповѣди отъ Гэя, и тотъ откровенно передалъ ей, что его оскорбило страшно выраженіе Филиппа, будто его воспитаніе было ничто иное, какъ игрушка. — Это онъ дѣдушку задѣлъ! дрожащимъ голосомъ повторялъ Гэй, — и надъ мистеромъ Потсомъ насмѣхался. Какое онъ имѣлъ право. Кто его просилъ учить меня? Я самъ понимаю, что мнѣ нужно серьезно готовиться къ университету. Брани онъ меня, какъ хочетъ, но дѣдушку не смѣй трогать! Не смѣй онъ насмѣхаться надъ моими наставниками. — Однако, чтожъ это? я опять горячусь! съ отчаяніемъ сказалъ онъ.
