«Дорогой Филиппъ! Никто не имѣетъ такого отвращенія къ сплетнямъ и злословію, какъ я, и потому даю тебѣ полное право судить, какъ хочешь, слѣдующіе факты, дошедшіе до моего свѣдѣнія. Сэръ Гэй Морвиль нѣсколько уже разъ ѣздилъ съ Томомъ Гарвудомъ, а потомъ съ какими-то странными, подозрительными личностями въ С.-Мильдредъ. На дняхъ, горничная моя встрѣтила его въ одной изъ отдаленныхъ улицъ города: онъ выходилъ изъ дома, въ которомъ, повидимому, ему не было никакой надобности быть. Это, впрочемъ, могло случиться и нечаянно, и я никогда не обратила бы твоего вниманія на такое пустое обстоятельство, если бы сегодня утромъ не произошло слѣдующее. Мнѣ нужно было зайдти къ банкиру Грэй; разговариваю съ нимъ, вдругъ вижу — входитъ личность, извѣстная въ городѣ за отьявленнаго игрока, предъявляетъ чэкъ и проситъ его промѣнять. Бумага лежала на конторкѣ, я нечаянно взглянула на подпись, гляжу — рука дядюшки. Я еще разъ взглянула, такъ и есть, его рука. Это было требованіе на 30 ф. стерл., отъ 12-го августа, на имя сэръ Гэя Морвиля, подписано „Ч. Эдмонстонъ,“ передача сдѣлана рукою сэръ Гэя на имя Джона Уайта. Рѣшившись не осуждать понапрасну бѣднаго юношу, я остановила этого человѣка и спросила его имя. Мистеръ Грэй подтвердилъ, что это Джонъ Уайтъ, родъ шулера, который является на всѣхъ скачкать въ городѣ и живетъ разными пари и карточной игрой.
«И такъ, любезный брагъ, дѣйствуй, какъ знаешь, хотя я мало надѣюсь, чтобы можно было спасти бѣднаго юношу отъ наслѣдственныхъ его нороковъ. Видно они ужъ вошли ему въ плоть и кровь, если даже строгое воспитаніе, которое онъ, по твоимъ словамъ, получилъ, не могло искоренить ихъ. Полагаюсь вполнѣ на тебя, зная, какъ ты благоразуменъ. Надѣюсь, что мое имя не будетъ впутано въ эту исторію. Очень жалѣю, что мнѣ пришлось первой сообщить такія непріятныя вещи, которыя, вѣроятно, сильно встревожатъ нашихъ въ Гольуэлѣ.
Любящая тобя сестра,
«Маргарита Гэнлей.»
Капитанъ Морвиль былъ совершенно одинъ, когда онъ получилъ второе письмо отъ сестры. Онъ насмѣшливо и вмѣстѣ горько улыбнулся, читая первыя строки письма, гдѣ говорилось о нелюбви ея къ сплетнямъ, а между тѣмъ передавалась одна изъ нихъ. Но, когда онъ дошелъ до конца письма, въ глазахъ его сверкнуло чувство самодовольства, что онъ не ошибся въ Гэѣ, говоря, что ему довѣрять нельзя. Лицо его приняло строгое, холодное, точно стальное выраженіе; перечитавъ письмо съ большимъ вниманіемъ вторично, онъ сложилъ его, положилъ въ боковой карманъ и отправился по своимъ дѣламъ, какъ ни въ чемъ не бывало. Цѣлый день онъ былъ мраченъ и молчаливъ. На другое утро онъ взялъ суточный билетъ на желѣзную дорогу въ Броадстонъ; тамъ происходили судебныя засѣданія, и онъ былъ убѣжденъ, что встрѣтится на нихъ съ мистеромъ Эдмонстономъ; пріѣхавъ туда, онъ пошелъ пѣшкомъ по главной улицѣ, и первое лицо, которое онъ встрѣтилъ, былъ его дядя; онъ стоялъ на крылыдѣ почтоваго дома и распечатывалъ только что полученное имъ письмо.
