— Прежде всего эту славу, — отозвался полушутя приезжий, весело оглянув горницу красивыми светлыми глазами, — вашу славу, мой любезный, на тарелках, под именем ужина!
Хозяин быстро вышел, заказал ужин жене, которая уже растапливала печь, а затем пробежал на двор, где отпрягли лошадей из экипажа и где хлопотал слуга приезжего аристократа.
— Издалека? — начал свой обычный допрос хозяин и ради обычного любопытства, и ради своих хозяйственных соображений.
— Из Неаполя.
— Ваш барин неаполитанец?
— Нет. Граф уроженец Сицилии, господин… Не знаю, как вас звать…
— Камбани! К вашим услугам.
— Граф мой палермитанец.
— Там и живет всегда?
— Нет.
— А где же? — допытывался Камбани.
— Везде. Мы вечно в пути. Наше местожительство между двумя станциями в дороге.
— Стало быть, и в Риме ненадолго? На несколько дней?
— Нет, здесь мы, вероятно, месяц проживем. Дела есть.
— А отсюда куда?
— В Женеву.
— О-о! — воскликнул хозяин. — Это далеко…
— А из Женевы в Страсбург…
— О-о-о!.. Какая даль.
— Да. Месяц пути.
— Много денег надо на это, — вздохнул Камбани.
— Немало, любезнейший, немало! Но у нас их, цекинов и дукатов, столько же, сколько у вас овса в закромах.
Между тем приезжий сидел на кресле в горнице и задумчиво глядел в темное окно, где виднелись высокие, оголенные от листвы деревья.
«Да. Наконец… — прошептал он вслух. — Наконец я в Риме. Завтра свезу письмо великого командора ордена и увижу, что делать. Что делать? Да. Это вопрос страшный! От этого вопроса, от этой мысли „что делать“ у меня кружится голова, как если бы я стоял на краю бездны. Я знаю, что я не упаду в нее, но вид глубины ее мне захватывает дыхание… Рим, Болонья, Женева, Базель, Страсбург и, наконец, Париж. Ну, а потом? Да. Потом что?»
Задумчивость и почти печаль долго не сходили с лица этого человека, по-видимому, цветущего здоровьем и обладающего всеми благами мира, чтобы быть счастливым и беспечным. Все у него есть. Прежде всего — молодость и красота, а если уж не красота в строгом смысле слова, то все-таки чрезвычайно привлекательное лицо, ум, ярко блестевший в глазах, знатность и, наконец, большие средства, по-видимому, богатство. Ко всему и звание капитана королевских испанских войск, что очень важно для всякого дворянина. Да, но все это казалось и верилось только простодушному наблюдателю. В действительности у Иосифа Бальзамо не было по-прежнему ничего этого, за исключением пылкого, дерзкого и изобретательного до гениальности ума. А еще в придачу редкий дар природы соблазнять и прельщать всякого и, приводя в восхищение, заставлять без труда обожать себя.
