«Едва изрекъ онъ это ужасное опредѣленіе, какъ я очутилась на площади неизвѣстнаго мнѣ города. Бѣдственное — очарованіе, отнявшее y меня красоту, имѣніе и силу, не имѣло однако же ни малѣйшаго дѣйствія надъ умомъ моимъ и душею. Я вооружилась твердостію, но все была ничто иное, какъ бѣдная, безпомющная старуха и притомъ въ чужой, незнакомой землѣ. Сверхъ того я не умѣла ничего дѣлать; жезлъ намъ все замѣняетъ, и мы, творя съ помощію его величайшія чудеса, оставляемъ въ совершенномъ небреженіи наши природныя способности. Тогда то узнала я, какъ несправедливо говорятъ: искусна какъ Фея; ибо, лишась жезла, сдѣлалась я ни къ чему неспособною. Мнѣ даже не можно было наняться въ работницы; никто не хотѣлъ взять къ себѣ въ домъ бѣдную, слабосильную старуху, которая не умѣла ни шитъ, ни прясть. Такимъ образомъ я принуждена была скитаться по міру, и въ одинъ годъ испытала все, что нищета и сиротство имѣютъ ужаснѣйшаго; наконецъ встрѣтилась я съ тобою, любезный Огланъ, и нашла опять щастіе. Сего дня недѣля, какъ наказаніе мое кончилось. Царь духовъ, узнавъ мою невинность, предлагалъ мнѣ наказать моихъ враговъ; но я очень бы худо возпользовалась нещастіемъ, естьли бы захотѣла мстить… Наученная злополучіемъ, буду съ сего времени убѣгать всякаго блеска и пышности; стану творить добро въ тайнѣ, и жить въ неизвѣстности до тѣхъ поръ, какъ найду съ помощію моего искуства средство дѣлать славныя и великія дѣла, не возбуждая зависти.»
«Окончивъ свою повѣсть, мудрая Никса спросила у меня, чего я желаю? Предложила сдѣлать меня Государемъ, но я немедленно отъ сего отказался. Могущественная фея! сказалъ я: мнѣ болѣе шестидесяти лѣтъ; я служилъ сорокъ лѣтъ отечеству и за великіе мои труды и пожертвованія былъ заплаченъ одною только неблагодарностію; кажется, что послѣ сего можно мнѣ дозволишь желать спокойствія и независимости. Пышность и великолѣпіе мнѣ несносны: благоволи доставить мнѣ посредственное, мирное состояніе. Я буду жить въ уединеніи, далеко отъ своего отечества, которое долженъ оставить, для избѣжанія гоненій, но дай мнѣ способы облегчать бѣдность малаго числа нещастныхъ, которые могутъ со мною повстрѣчаться… A бѣдныхъ старухъ? прервала Никса, улыбаясь: справедливость требуетъ, чтобъ я снабдила тебя средствами для вспоможенія имъ. Возьми, Огланъ, продолжала фея, подавая мнѣ кошелекъ: возьми этотъ кошелекъ; въ немъ пять золотыхъ монетъ, которыя ежедневно будутъ возобновляться, естьли ты, какъ я не сомнѣваюсь, говоришь правду. Тогда фея взяла меня за руку: хижина, деревня — все изчезло, и мы очутились въ дикой степи, заростшей негодными травами. Ахъ! вскричалъ я; мы уже не въ Сузіанѣ! Нѣтъ, отвѣчала фея: эта необработанная земля доказываетъ тебѣ, что ты не въ той уже землѣ, которую привелъ въ такое цвѣтущее состояніе. Но поди отсюда все прямо, и въ двухъ миляхъ найдешь очень пріятной городъ, котораго жители гостепріимны. Прости, любезный Огланъ! я буду невидимо тебя покровительствовать, и мы еще увидимся. Сказавъ сіе, фея изчезла: я остался одинъ и тяжело вздохнулъ. Не взирая на обѣщанія и дары волшебницы, я жалѣлъ о хижинѣ и доброй престарѣлой Никсѣ: покровитель не стоитъ друга.»
