Ганс чувствовал себя испуганным, утомленным этими ночами, полными образов и лихорадочных волнений. Днем было еще хуже. Возбуждение юноши, когда в доме поселилась молодая женщина! Возбуждение, в особенности тогда, когда желание этой женщины неотступно преследует его!
Урсула почувствовала страсть к этому Гансу с гордым лицом и красивыми волосами… Она стала теперь более смелой, так как была уверена, что и она сама производит на него впечатление. Она осмеливалась не только смотреть на него своими пламенными, горячими глазами, но отваживалась на более решительное, хотя и мимолетное соприкосновение.
Когда она должна была передать ему что-нибудь, принести письмо, она старалась прикоснуться к его руке, почувствовать его тело. Первые прикосновения любви! Ничтожная точка, где люди встречаются, точно принадлежа друг другу!
Вечером у Ганса была привычка спрашивать графин свежей воды на ночь. Урсула нарочно ждала последней минуты, относила его уже после того, как Ганс уходил в свою комнату, во втором этаже, над комнатой матери, так как в первом этаже был только его кабинет. Перед тем как ему запереть двери, Урсула, преследовавшая его, сейчас же входила, ставила графин, смотрела на Ганса одним из тех взглядов, когда, казалось, глаза покидали ее. Молодой человек часто отворачивался, притворялся занятым. Иногда он не мог охранить себя вовремя. Он встречал ее глаза открыто, как два брошенных цветка. Тогда он чувствовал себя потрясенным. Урсула задерживалась, поправляла лампу под предлогом, что она коптит… Она еще раз взглядывала на Ганса более страстно. Ее глаза теперь расширялись… Кровать Ганса отражалась в их голубом алькове.
Ганс дрожал; он задыхался; краска бросалась ему в лицо.
Наконец Урсула решала уйти; но она говорила ему "спокойной ночи" так двусмысленно и медленно, точно хотела выразить сострадание и нежную мольбу…
Ганс, оставшись один, бросался на колени, просил помощи у Богоматери, молил Бога о прощении, считая себя уже поддавшимся греху, раз он играл с опасностью. Теперь он сознавал искушение. И как ничтожна была та любовь, которая его влекла! Не стоило отвергать чистую красоту Вильгельмины ради этой страсти служанки, которой ему было стыдно. Но Урсула вовсе не была прислугой. Разве у прислуги бывает такое красивое лицо, холеные руки, хорошие манеры, эти хитрые уловки ума, в которых заблудилась его добродетель? Нет, она была посланницей ада, вошла в дом под вымышленным предлогом и участвовала в его падении…
