– Угрозы? – нахмурился Насмешник.
– Ничего особенного. Какие-то намеки на то, что он не желает во что-то вмешиваться. В духе того, что передал Визигодред.
– Малодушный бездельник, ищущий убежища в подземных темных склепах, обжитых троглодитами. Лично мне – хватит! Оставьте несчастного, старого, жирного глупца мирно чахнуть.
Он, похоже, все больше и больше начал проникаться жалостью к себе. Из одного огромного карего глаза выкатилась слеза. Насмешник вытянул руку, положил ладонь на плечо Рагнарсона и сказал:
– Моя матушка, давным-давно покинувшая этот мир, любила напевать песню о бабочках и осенних паутинках. Хочу тебе ее спеть.
Он замычал, стараясь нащупать мелодию.
Рагнарсон помрачнел. Насмешник был сиротой. Он не знал ни отца, ни матери. Родителей заменял ему старый бродяга, с которым он путешествовал до тех пор, пока не подрос достаточно для того, чтобы смыться. Браги слышал рассказ о несчастном детстве по меньшей мере сотню раз. Но в поддатии Насмешник начинал врать больше, чем обычно. В таких случаях надо было либо его ублажать, либо быть готовым к драке.
Филин весьма критически отнесся к музыкальным упражнениям Насмешника. Он отвратительно завизжал, захлопал крыльями, взмыл в воздух и полетел на восток, закладывая пьяные виражи.
Немного позже появилась Непанта и развела по постелям угрюмых друзей, слабо представляющих себе свое будущее.
Глава 3
1002 год от основания Империи Ильказара
ДОЛГАЯ ДОРОГА ЗАКОВАННОГО В БРОНЮ УЧЕНИКА
Секретный прибор, тайный поклонник
Элана поднялась утром, беспокоясь о том, удалось ли Браги добраться до Насмешника целым и невредимым. В лесу скрывались беглецы из Итаскии. Банды бесчинствовали на Северной дороге. Некоторые затаили против него зло. Браги серьезно относился к своим полученным по Хартии обязанностям и железной рукой искоренял бандитизм. Многие разбойники могли попытаться ему отомстить.
Она подошла к комоду, в котором хранилась одежда, и извлекла оттуда шкатулку из слоновой кости размером с хлебный каравай. Какой-то искусный и добросовестный мастер потратил месяцы на то, чтобы нанести на поверхность шкатулки сложный орнамент. Работа была настолько тонкой, что рисунок был бы совершенно не заметен, если бы не серебряная инкрустация. Она не знала, что означает этот орнамент. Ее жизненный опыт не подсказывал, что бы это могло быть – простые черные и серебристые завитки, от долгого взгляда на которые начинала кружиться голова.
Ее имя и фамилия были вырезаны на крышке слоновой кости сложным шрифтом – алфавитом, ей незнакомым. Насмешник предположил, что это язык Эскалона – земли, лежащей так далеко на Востоке, что о ней знали лишь по слухам.
