— Убить его надо. А за басурманами проследить. Он, если хотел чего от них, то наверняка уже рассказал. Вот, идя по их следу, все и поймем.
— Вообще-то атаман иного хотел.
— Да помню я, Остап. Не ворчи. Но вот о чем думаю: если б Босоркун действительно что-то знал о стяге архангельском или месте, где Тимофей Куница прячется, разве стал бы он у Тараса седло похищать?
— Нет, конечно. Зачем оно ему? Бесы, как я слышал, на лошадях не ездят… Вроде.
— Вот. И выходит по всему, что Пасечник Панько следил за Павычем, как мы сейчас — за ним. И когда все решили, что реликвия спрятана в кульбаке, — Босоркун ее и похитил. А теперь, не обнаружив в седле нужной вещи, зачем-то связался с татарами. Я так думаю, помощь ему нужна. Видимо, что-то он сам взять не может…
— Сходится, — согласился Лис. — А что ж ты раньше молчал?
— Так я только сейчас и додумался. И знаешь что еще?
— Что?
— Раз бес к людоловам пошел, то и цель у него — человек!..
— Ух, и умная у тебя голова, Остап, — восхитился старший товарищ и прибавил по-дружески чуть насмешливо. — Может, прозвищами поменяемся?
— Надо подумать… Ну, так что: берем выродка?
— Ох, не нравится мне эта затея. Как бы хуже не вышло. Ну, да ладно, уговорил. Только, доверь это мне, — попросил Лис. — А сам — возвращайся к лошадям. Будет удача на моей стороне — вернусь с добычей. Поднимется переполох — уходи. Если сможешь — после выручишь. А нет — знать судьба такая. Заодно проверю: бес он, или человек. Нечистого наверняка не так просто убить, — и пока Остап обдумывал его слова, Лис взяла в зубы нож и неслышно, как уж, заскользил вниз.
Утомленные татары крепко спали, костры окончательно погасли, и только изредка ночную тьму вспаривали пурпурные сполохи дотлевающих углей, от которых тьма вокруг делалась еще гуще.
Казак незаметно приблизился к тому месту, где лежал Панько.
Рудой спал навзничь, запрокинув вверх заросшее волосами лицо, и сквозь сон смачно причмокивал губами. Словно титьку сосал…
Не выдумывая ничего нового, Семен осторожно встал над спящим бесом на колени и с силой саданул его в висок рукоятью ножа. Панько только всхрапнул чуть громче, дернул ногой и утих.
'И все? — даже удивился запорожец. — А столько разговоров. Бес, нечисть… Кусок дерьма'.
Зато теперь Лису предстояло провернуть трюк и в самом деле куда сложнее: вытащить тело, не переполошив при этом весь лагерь. Но, еще более сгустившаяся ночная тьма подтолкнули казака на, казалось бы, безумный поступок. Он медленно, не делая резких движений, встал, подхватил Панька на руки и плавно, словно перетекая из одного положения в другое, совершенно бесшумно двинулся прочь из лагеря. Вернее, к ближайшему островку густой темноты, куда не доставали даже отблески костров.
