— Я с ума сойду от этого зноя! Сейчас бы в прохладу бань! — мечтательно протянула она.
— Опомнись, Валерия, в Риме траур! Все бани закрыты до особого распоряжения императора, — возразил ей Феликс.
— А что мне этот траур? — возмутилась Мессалина. — Почему все должны горевать о смерти его сестры? Нельзя смеяться, купаться, встречаться с родственниками. Возбранены все развлечения, отменены игры, скачки, пьесы. Запрещена жизнь!
— Но ведь Друзилла была и твоей подругой, — сказал Феликс, удивленный таким равнодушием со стороны Мессалины.
Девушка досадливо отмахнулась. Ее агатовые глаза зло засверкали.
— Ну и что с того? Да и не дружили мы вовсе, она таскала меня за собой, будто ручного зверька. Я молода и красива, мужчины всегда обращали внимание лишь на меня. И, благодаря этому, она тоже заводила знакомства, находила новых любовников.
Феликс снова обнял сестру:
— Расскажи мне, каким утехам предавались вы вдвоем. Что проделывали с вами мужчины? Только подробно, ты ведь знаешь, как меня это заводит.
Мессалина покорно приложила губы к его уху и зашептала, подкрепляя слова ловкими движениями нежных рук, отчего Феликс вскоре застонал и выгнулся дугой на постели.
— Интересно, надолго наш император покинул Рим? — попросил он, как только перевел дух. — Мой отец серьезно намерен сделать тебя новой императрицей. Ты составила бы достойную партию Гаю Цезарю, наш род столь же древен и знатен, как и род Германика.
Мессалина мечтательно вздохнула.
— Да помогут ему в этом боги! Но Калигула ни разу не взглянул на меня с интересом. Не знаю, может, в том повинна ревнивая Друзилла, мечтавшая о свадьбе с ним.
— Нельзя жениться на собственных сестрах, — строго сказал Феликс.
— Да, конечно, — в тон ему ответила Мессалина. — С ними можно только делить ложе.
Они громко рассмеялись и тут же испуганно зажали рты ладонями. Траур!
Феликс и Мессалина вот уже два месяца наслаждались преступной связью, и постепенно их пыл начал угасать, плоть требовала новых наслаждений, им уже хотелось разнообразить любовные утехи, а Мессалина лишь подзадоривала брата, рассказывая о том, что проделывала с разными мужчинами в доме Пираллиды. Рассказом о том, как она потеряла девственность, Мессалина до сих пор могла довести Феликса до оргазма, но ее кипучей энергии тоже требовался выход, и она все чаще подумывала, не навестить ли Пираллиду. Вначале этому мешало то, что гетера обосновалась во дворце, затем объявленный траур. Ни один римлянин, ни один перегрин не переступал в эти дни пороги лупанаров. Огни на веселой Субуре были потушены, везде царила тишина, жизнь в Риме замерла.
