Нежная рука Друзиллы потянулась к его огромной ладони.
— Я тоже виновата перед тобой. Больше не будем об этом. Я уже не твой враг. И знаю, почему ты пришел.
Макрон удивленно посмотрел на нее.
— Я умираю от яда. Он гложет мои легкие и заставляет испытывать страшные муки, у меня все чаще идет горлом кровь. До тебя, вероятно, дошли слухи о моей болезни, и ты решил облегчить свою совесть?
Макрон склонил седую голову, взял ее руки в свои.
— Я лишь повиновался внезапному порыву. Я столько лгал в этой жизни, заставлял страдать других, воровал, убивал, лжесвидетельствовал, вначале стремясь к власти, затем будучи игрушкой в руках Юнии Клавдиллы. А ведь у нас могло бы все получиться. Ты, потерявшая любовь, и я, разочаровавшийся в ней. Боги свели нас, чтобы дать нам покой и счастье, но мы слишком увлеклись недостижимыми целями. А надо было всего лишь решиться все бросить и уехать из Рима.
— Я не знаю, — устало вздохнула Друзилла, — могло ли быть так, как ты говоришь. Мы слеплены из другого теста, для нас невозможно быть последними в Риме. Мы созданы покорять высоты, недостижимые для простых смертных, и неважно, что иногда ставкой служит собственная жизнь. Ты ведь сам такой: или все, или ничего.
Макрон кивнул, признавая правоту девушки. Даже если б тогда и возникла у них мысль об отъезде, они б отмели ее решительно и беспрекословно, как нелепую попытку обмануть самих себя.
— А ты сможешь простить мне убийство Фабия? — спросил он, с мольбой глядя в ее темные глаза. — Эта смерть не дает мне покоя, я часто вижу пред собой его лицо. Ты ведь так любила его. А я не мог ослушаться приказа.
— Забудь. Фабия убил не ты, а та, ради которой он предал мои чувства. Из-за Клавдиллы моя жизнь дала трещину. Едва ее нога ступила на землю с корабля, что привез ее из Александрии, как участь моя была предрешена богами. Колесо Фортуны повернулось в другую сторону. Вначале я узнала о предательстве брата, потом Фабия Персика, клявшегося в вечной любви, даже мой недалекий муж поддался змеиным чарам Клавдиллы. Она украла у меня любовь, ведь даже ты в моих объятиях старался позабыть о ней. Не удалось, — печально молвила она.
— Прости, я столько ошибался в жизни, что теперь из всех чувств во мне осталось одно — сожаление, — ответил ей Макрон. — Этим разговором я так надеюсь перекинуть мостик через пропасть, которая разверзлась меж нами после тех жестоких обвинений.
Друзилла вздохнула, слезы текли по ее бледным щекам.
