Этрусская улица в этот погожий апрельский день на ежегодный Праздник Плеяд была полна народу. Невообразимый шум не смолкал ни миг. Пронзительные напевы торговцев слышались со всех сторон. Шныряли попрошайки и мелкие воришки, срезая заостренной монеткой кошели у засмотревшихся зевак. Уличные фокусники и бродячие актеры невольно помогали им в этом, отвлекая внимание праздношатающихся. Могучие спины рабов гнулись под тяжестью тюков с тканями, прокладывающих сквозь разношерстную толпу дорогу за хозяйским управляющим. Торговля процветала. Лавки с драгоценным шелком манили к себе богатых матрон, многие из которых лишь на словах расписывали свое состояние перед торговцами, умоляюще заглядывая в хитрые глаза с просьбой дать в кредит отрез редкой ткани на новую столу, и завистливо вздыхали, когда чья-нибудь тонкая ручка кидала на прилавок монеты и изящным жестом приказывала рабу следовать за собой с покупкой.
Друзилла велела остановить носилки около лавки, где на вывеске был изображен журавль, стоящий на рулоне с тканью. Прозвище торговца, долговязого и носатого, подсказало ему идею украсить свою лавку, известную дороговизной на весь Рим. Недаром он сегодня дальновидно заслал раба с образцами привезенного шелка во дворец к госпоже Друзилле.
Мессалина недовольно поморщилась, спускаясь вслед за подругой на мостовую. Жаль потерянного времени, а ведь Друзилла обещала заехать с ней в театр Помпея на репетицию новой пьесы. Сам Аппелес должен был танцевать перед ними, и Мессалина уже представляла себе, как она будет наслаждаться созерцанием его прекрасного тела.
Друзилла упивалась всеобщим поклонением, но всем своим видом выражала лишь скуку и высокомерие. Она с деланным равнодушием гладила переливчатый шелк и, не глядя, кивала в ответ на раздающиеся со всех сторон приветствия. Торговец подносил ей все новые и новые рулоны ткани, но Друзилла упорно продолжала молчать.
Мессалина же напротив искренне восторгалась красотой тканей из далекой страны, куда нужно два года добираться на лошадях и верблюдах опасными неизведанными путями. Попутно она продолжала толкать остреньким локотком подругу, напоминая ей о данном обещании.
Наконец Друзилла не выдержала:
— Мессалина, у меня уже синяк. Нельзя так несдержанно вести себя на людях. Все, едем!
Она наконец соизволила что-то выбрать из предложенного Журавлем, потиравшего руки в нетерпении, когда же на стол ляжет толстый кошель, на содержимое которого крестьянская семья смогла бы питаться в течение пяти лет.
