Залупенко ничего конкретного обещать не стал. Надо отдать ему должное, он обладал железной выдержкой и умел слушать.
Гусаров воспользовался положительными качествами таинственного Залупенко и разъяснил ему, что он, на территории Германии находится вполне легально. Все документы в порядке. Он это сказал так, для порядка, мол, к чему испуг и дрожь, мы тоже кое в чем поднаторели…
Однако, абонента эта новость не взволновала и в экстаз не привела. Он попросил Алексея, особых восторгов по этому поводу не испытывать и ни с кем в контакт не вступать. Для обоюдоприятной, с нетерпением ожидаемой встречи, вернуться к автобусной стоянке и в течение часа, предварительно указав ему марку и номер автомобиля, ждать приезда за ним, именно этого автомобиля.
Алексея до глубины, не понятой до сих пор на Западе русской души, тронуло такое радушие и уровень сервиса. За будущим разнорабочим на стройке, работодатель присылает роскошный лимузин-лайнер. Несколько позже выяснилось то, что уровень сервиса объяснялся дальнейшим хорошим заработком, на каждом привлеченном батраке-работнике.
* * *
Через сорок минут подъехала старая, разбитая колымага, даже на снимках из космоса, отдаленно не напоминающая лимузин. Разбитной, безусый, чернявый парнишка, лет тридцати пяти, с загнутым в виде банана носом и глазами навыкате, протянул ему руку и представился Семеном или Семой, а можно и «профессором Франкенштейном». После чего, отвез его на окраину города, в место будущего проживания.
Новоиспеченный остарбайтер, хотя и не надеялся увидеть шикарные апартаменты и даже всего того, что он просил у Залупенко за, всего какие-то, два евроса, но то, что увидел, подействовало на него удручающе… Если не сказать более определенно — погано на него этот вид подействовал.
То, что представилось его взору, затуманенному от исходящих из эпицентра нелегальной жизни, разъедающих глаза испарений, было большим, мрачным подвалом. У стен, теряясь в тусклой дали, во множестве стояли двухъярусные, узкие то ли кровати, то ли нары.
Неимоверная скученность. Затхлый, влажный и спертый воздух подвального помещения, со сладким запахом гниющей картошки и жаренной селедки. Навскидку, в этом крысином царстве ночевало или правильнее сказать жило, человек около ста двадцати… Кто их считал-то?
Солнце последний раз заглядывало в эти казематы кайзеризма, тогда, когда их строили, т. е. каких-то сто восемьдесят два года назад.
Как и следовало ожидать, готовый сорваться с губ вопль отчаяния, затих, не имея своего логического продолжения. Лишь неутоленная печаль, слабо обозначилась в молодых, гусаровских глазах.
