И куда же девалось мое мужество. Шел в деканат заочного отделения, здание которого примыкает к Пушкинскому театру. Шел и, ей-богу, мне было стыдно.
Галина Александровна встретила меня с улыбкой. Женщина она аристократичная и сдержанная.
— Мы тут всем деканатом читали твой рассказ. Исправляли ошибки в тексте похожими чернилами. Михаил Петрович Лобанов ходил к ректору Егорову Владимиру Константиновичу. Тебя зачислили по льготному ректорскому списку. Мы тебя все поздравляем. А уж как Михаил Петрович за тебя радовался! Смотри, не подведи его.
Вечный студент. Ищущий, да обрящет.
В конце августа улетел из Москвы в Красноярск. На установочной сессии разбирали мою повесть «Люди золота жаждут». Сокурсники сравнивали повесть с «Печальным детективом» Виктора Петровича Астафьева.
Профессор Лобанов нашёл внешнее сходство с всемирно известным писателем.
В Канске ждут родители. Отца и маму я обожаю. Мамин вздох при встречах, после долгих разлук: «Моя ж ты радость» — наполняет смыслом мою жизнь. Глаза отца, умные и проникновенные — моя поддержка и любовь. К Виктору Петровичу Астафьеву, решил, обязательно заверну из Красноярска в село Овсянку. Автобусы до города Дивногорска идут каждый час.
В аэропорту Домодедово в книжном киоске случайно купил книгу Астафьева «Всему свой час». Факсимильное вступление автора:
«Занятие литературой дело сложное, не терпящее баловства, никакой самонадеянности, и нет писателю никаких поблажек. Сорвёшь голос — пеняй на себя. Захочешь поберечься и петь вполголоса, вполсилы — дольше проживёшь, но только уж сам для себя и жить, и петь будешь. Однако в литературе жизнь для себя равносильна смерти».
Русскую Литературу можно определить Матерью русской Души. Запечатленная в былинах и песнях народом, русская речь веками воспитывала и лечила народную душу. Слово определяло мироощущение русского человека; бытие и жизненный уклад.
«В оный день, когда над миром новым
Бог склонял лицо своё, тогда
Солнце останавливали СЛОВОМ.
СЛОВОМ разрушали города…»
Строки поэта Николая Гумилёва.
Иван Алексеевич Бунин о даре нашем бессмертном:
«Молчат гробницы, мумии и кости, -
Лишь Слову жизнь дана:
Из древней тьмы, на мировом погосте,
Звучат лишь Письмена.
И нет у нас иного достоянья!
Умейте же беречь
Хоть в меру сил, в дни злобы и страданья,
Наш дар бессмертный — речь»
В 80-х Советский союз стал походить на «библейскую Вавилонскую башню». Люди и народы перестали понимать друг друга, всяк речёт свой звук ему лишь внятный. Даже на семинарах прозы Михаила Петровича Лобанова в Литературном институте этот «вавилонский вирус» чихается.
