Вандеймен мог так же хорошо слушать, как и разговаривать. Беседы с Морисом за завтраком сводились, главным образом, к монологами на любую проблему дня, заинтересовавшую его. А она была его внимательно слушающей аудиторией.
Ван мог безропотно выносить молчание. Морис, казалось, чувствовал себя обязанным швырять слова в любую задержавшуюся тишину, как будто это бешеная собака.
Ему понравилось читать. У них не находилось большого количества времени для чтения, но Ван, казалось, наслаждался им. Он выбирал – по-видимому, наугад – книги из ее превосходной библиотеки, также выбранной Морисом для пущего эффекта.
О да, он стал приятной частью ее жизни.
Слава Богу, Харриетт служила им своеобразным буфером. Она почти всюду ходила с ними, воспринимая Вандеймена как еще одного сына, и источала расслабляющую теплоту как хороший костер. Исцеление полностью было заслугой Харриетт.
Но однажды Мария поняла, что целительские полномочия ее тети не сработали.
Они болтали перед обедом, когда Харриетт сказала что-то о доме Вандеймена. Он огрызнулся и покинул комнату.
Когда дверь щелкнула, закрываясь, Харриетт состроила гримасу.
– Я не должна была требовать у него рассказа о его планах, но…
– Но почему нет? – спросила Мария. – Мы провели вместе четыре из шести недель. Пора планировать восстановление Стейнингса.
– Моя дорогая, разве ты не заметила, что он никогда не говорит о будущем?
Мария сидела, сложив руки на коленях, тщательно вспоминая эти четыре недели.
– Не говорит о будущем и редко вспоминает прошлое. Но легко говорит о настоящем.
– Потому что настоящее не предполагает угрозы.
– Угроза? Я думала, что все прошло.
– О, он только кажется исцеленным, – вздохнув, сказала Харриетт. – Он здоров, вежлив, даже очарователен. Но все это походит на прекрасную раковину вокруг… вокруг пустоты.
Пустоты? Мария внезапно почувствовала себя так, будто пыталась вдохнуть пустоту, будто не хватало воздуха.
– Но я не могу удерживать его рядом дольше этих шести недель.
– Нет, вероятно, не можешь. Таким образом, ты должна найти способ пробраться под эту раковину.
– А если там ничего нет? – Это был своего рода протест. Она так упорно боролась, чтобы держаться от него подальше.
– Что-то должно быть там. Как насчет тех его друзей?
– Кон и Хоук? Кажется, он готов говорить об их детских шалостях.
– Точно. Где они? Он нуждается в старых друзьях, друзьях, которые заставят его посмотреть в лицо тяжелому прошлому и распланировать тяжелое будущее.
