Он не дрогнул, только сказал тихо, через силу:
- Ты... слишком похожа... Уйди. Прошу тебя, уйди...
Я медлила. Мне было страшно жаль его. И ту - тоже. Никогда бы не подумала, что можно одновременно жалеть преступника и жертву.
Из хижины вышел Боско:
- Иди.
- А ты?
- Я сторожить буду.
Болард равнодушно кивнул и ушел. Боско уставился на меня:
- Ты чего смотришь? Спать пора...
И тогда я не выдержала:
- Ой, мерзко все это!
- Что именно? - вкрадчиво поинтересовался он.
- Гнаться за человеком. Хватать его. Связывать. Вы... как охотничьи псы за добычей... Мерзко.
Боско засмеялся. В темноте ровной полоской заблестели его зубы.
- Ка-акой благородный гнев! - пренебрежительно протянул он. - Какая чистота и святость! А тебя не смущает то, что ты могла оказаться на ее месте?
- Конечно, могла, - сказала я. - Вы ведь и за мной охотились. Играли... разведчики.
- Разведчиков ты не трожь, - процедил он с яростью. - Ты ведь не хоронила убитых по ее милости. Тебе Ратанга чужая.
Конечно, чужая. И Ратанга, и ее Хранительница. Навела на след, отдала на смерть человека - хоть какого, но человека. Пропадите вы все пропадом!
Это я только подумала, а говорить ему не стала. Не потому, что побоялась, просто поняла, что бесполезно. Обошла его, как дерево, и вошла в хижину.
Пламя в очаге догорало. Возле очага на охапке лапника спала Странница, укрытая плащом Вентнора. Маску она сняла. Вентнор устроился ближе к двери, возле него - Харен и Болард. Харен даже во сне крепко держал брата за руку. Пленницу положили в дальнем углу. Она не спала. Широко раскрытыми глазами смотрела на мерцающий огонь. И даже не пошевелилась, когда я вошла. На лапнике было еще место, лежал чей-то брошенный плащ, но я не пошла туда, а легла на пороге, обхватив себя руками. чтобы теплее было. Ну вот и день прошел. Так хорошо начинался. и такое в конце... Из-под двери тянуло холодом. Слышны были тяжелые шаги Боско. никак не угомонится. проклятый. Кто-то застонал сквозь сон. Кажется, Харен. Или Болард? А, все равно... Спать...
Я проснулась от холода и какого-то шороха. Очаг давно угас. Шорох доносился оттуда. Потом я различила громкий и внятный шепот:
- Нашла время милосердие проявлять! Спать мешаешь.
- Ты же все равно не спишь. А я не могу разговаривать со связанной.
- Подумаешь! А, леший с тобой...
Шорох стал тише, потом что-то шевельнулось в темноте.
- Руки болят, уй! Хороши ратангцы, нечего сказать, на женщину нападают.
