У Иргаш-бая — известного ферганского курбаши[49],— оказывается, тоже свое «представительство». Я не был в конторе, но с самим «представителем» встретился. После этого отправил к Иргаш-баю гонца. Когда гонец вернется, мы еще раз встретимся. Только после этого я покину Мазари-Шериф.
…Время близилось к вечеру. Попивая на открытой веранде чай, я поджидал капитана Дейли. Откуда-то, запыхавшись, прибежал Арсланбеков. Я теперь часто виделся с ним. Это был действительно умный, способный разведчик. К тому же не знающий усталости. Все мои поручения он выполнял ревностно. Я дал ему трудное задание: уточнить, кто из турецких и немецких лазутчиков находится в Мазари-Шерифе и в каком направлении они ведут работу. Он уже многого добился по этой части.
По одному только виду полковника я понял: что-то случилось. Он был мрачен, привычное веселое выражение исчезло с его лица. И я не ошибся. Войдя на веранду, полковник схватил кувшин с холодной водой и, не отрываясь, выпил, одну за другой, две пиалы. Потом снял каракулевую шапку, пиджак, бросил их на деревянный топчан, тяжело вздохнул и сел.
Я задал вопрос первым:
— Вы что-то мрачны, полковник… Что-нибудь случилось?
Арсланбеков вытер платком потное лицо и, глубоко вздохнув, заговорил:
— Юсупа ранили!
— Какого Юсупа?
— Моего помощника. А в карман вложили вот эту записку.
Я взял записку и пробежал глазами. Она была написана на персидском языке и содержала всего несколько слов: «Безбожный полковник! Теперь твоя очередь!..»
Записка явно была заготовлена заранее, в спокойной обстановке: буквы ровные, выписаны отчетливо, с нужным нажимом, край записки был замаран кровью.
Я положил бумагу на стол и спросил, в каком состоянии Юсуп. Полковник ответил, что отнес его к одному знакомому врачу и что положение его тяжелое. Потом заговорил с горечью:
— Вот наш финал. Работаешь как вол, день и ночь, не думая о том, что любой жизни бывает конец. И вот — погибаешь от выпущенной из-за угла пули или от удара отравленным ножом… Спокойно умереть своей смертью — даже и этого нам не дано!
Арсланбеков был по-настоящему расстроен. Его обычно смеющиеся, живые, умные глаза скрылись за пленкой слез, от внутреннего волнения он дрожал всем телом. Я попытался успокоить его, но он опередил меня:
— Не подумайте, что это страх за свою жизнь. Нет, я думаю о Юсупе. У бедняги хорошая семья. Жена, дети, старики родители. Наверно, с нетерпением ждут его возвращения. Если с ним что-нибудь случится, с какими глазами я приду к ним? Жена Юсупа не хотела отпускать его. Еле удалось уговорить…
