Когда до древнего Балха оставалось с полсотни километров, караван встретили в пустыне представители бухарского правительства. Здесь у них был перевалочный пункт, отсюда грузы переправляли по Амударье дальше, в Бухару. Капитан Дейли спросил, почему не перевозят грузы через Термез. Бухарец насмешливо ответил:
— В Термезе — железная дорога. А где железная дорога, там большевики. Разве можно идти с таким грузом туда, где большевики?
Весь смысл иронии бухарца мы оценили позднее. Хотя города Новая Бухара, Чарджуй, Керки и Термез и входили в состав Бухарского эмирата, в действительности же они были в руках большевиков. В этих городах железнодорожники, создав Советы, взяли всю власть в свои руки. Несмотря на это, мы решили ехать через Термез, а по пути заглянуть в Мазари-Шериф.
Под вечер мы распростились с караванщиками. Позванивая колокольцами, караван пошел на север, к Амударье, а мы на восток — к Балху. Пустынная степь вскоре кончилась, показались селения с садами и пашнями. Свободных земель тут не было, возделаны были даже склоны холмов. Аулов встречалось много, едва минуешь один, почти сразу же появляется другой. Большинство жителей здесь были узбеки. Они явно отличались от туркмен и по своему внешнему облику, и по одежде, и даже по жизненному укладу. Теперь уже не было видно убогих лачуг. По обе стороны дороги рядами шли приземистые глинобитные постройки. Вокруг домов зеленели посевы, сады, огороды. После суровой туркменской пустыни мы, казалось, попали в другой мир. Да и сами узбеки были тише, спокойнее туркмен. Быть может, суровая природа рождает суровые характеры? Возможно, и так. Чем отличаются характер и обычаи бедуинов, кочующих в пустынях Аравии, от характера и обычаев туркмен? Та же пустыня, тот же кочевой уклад жизни. Те же усобицы, кровавая резня…
К концу дня мы въехали во двор купца Бабаджана, близкого приятеля Якуба. Мы передали ему привет от караван-баши и сообщили, что на этот раз сам он не сможет его посетить. Бабаджан встретил нас с большим почетом. Тут же распорядился зарезать барана, приготовить плов. Пришли люди, живущие по соседству.
Меня познакомили с одним стариком высокого роста, атлетического сложения. Звали его Гулам-Хайдар. Он служил в личной гвардии эмира Шер Али-хана[44]. Старик оказался разговорчивым. По его словам, когда афганцы воевали с нами в тысяча восемьсот семьдесят восьмом году, он состоял при самом эмире. И когда эмир бежал из Кабула в Мазари-Шериф, был в составе его охраны. Стараясь оживить воспоминания старика, я спросил его, почему эмир бежал именно в Мазари-Шериф? Старик глубоко вздохнул, покачал головой, словно я затронул самую больную его рану, и заговорил с сожалением:
