Тяжелый взгляд хана красноречиво говорил, что собеседнику не понравился мой намек. Но хан сдержался.
— Слов нет, полковник, вы — человек умный. Однако вами в оценке событий руководит только рассудок. У человека же, кроме ума, есть еще сердце. Прислушайтесь к его голосу, и, мне кажется, вы многое увидите в ином свете.
Честно говоря, я не понял, что хотел этим сказать Асадулла-хан, и поэтому задал наводящий вопрос:
— Разве рассудок может быть в разладе с сердцем?
— Может, — кивнул Асадулла-хан, — во многих случаях может. В нашей жизни вообще слишком много рассудочности, а когда рассудочность преобладает, она подавляет чувства, обескровливает их. Отсюда — смятение духа. Вы говорите: «пустые слова». Это рассудок ваш говорит. А сердцем вы не можете не понимать, что при нынешнем положении в мире невозможно играть такими словами.
— Нет, ваше превосходительство, я говорю именно то, что у меня на сердце! Поверьте, все обещания большевиков — пустой звук, авантюра…
— Постойте, постойте, господин полковник, — хан предостерегающе поднял руку, — не старайтесь таким способом подтвердить свою правоту. Я недавно беседовал с персидским консулом. И узнал от него, что Советы вывели русские войска с территории Персии, что бывший русский банк, железная дорога Джульфа — Тебриз, порт Пехлеви, телеграфная линия между Мешхедом и Сеистаном, словом, все, что принадлежало русским на персидской территории, безвозмездно передано правительству Персии, аннулированы все концессии. Это вы называете авантюрой? — Я молча курил, а хан продолжал — Скажите, сможет ли Лондон решиться на такой шаг? Сможет ли он, хотя бы на один день, провозгласить свободу зависимых от Великобритании стран; равноправие всех наций, вернуть странам все, что законно принадлежит им? Не сможет — это вы знаете лучше меня. И знаете, почему именно не сможет, — вот эту истину ваше сердце и не приемлет. Я ведь неспроста заговорил о несозвучии сердца и рассудка.
— Может быть, и так, ваше превосходительство. Однако я не могу допустить, что вы сердцем разделяете программу большевиков.
Асадулла-хан нацелился в меня острым взглядом.
— В чем именно? В вопросах государственного устройства или во внешней политике?
— Эти два положения неразделимы, одно из них неизменно вытекает из другого.
— Нет, их обязательно надо разделять! В вопросах внешней политики наши стремления во многом совпадают. Москва требует немедленного прекращения воины, выдвигает принцип равенства всех стран и всех народов. Мы, разумеется, сторонники такого принципа. Что же касается внутренней политики — это личное дело каждого государства. Большевики выдвинули новую цель, новый идеал, но что из этого получится, они пока и сами не знают. Возможно, история еще раз докажет, что творит ее не толпа, а выдающиеся личности. Это — дело времени. Для нас же, для афганцев, внутренняя политика большевиков не представляет опасности. У нашего народа свои цели, свои идеалы. Сама жизнь рассудит, кто прав, кто нет. Вот если они попытаются пролагать своим идеалам дорогу с помощью оружия, тогда мы будем в первых рядах борьбы против большевиков.
