Я не ошибся. Не поднимая глаз, он нехотя спросил:
— Речь идет о турках?
— Разве это не имеет значения? — Я заглянул прямо в глаза смущенному собеседнику. — Сколько лет мы ведем войну с Турцией? А вы держите при себе турецких офицеров в качестве советников. И еще пробуете обижаться на нас.
— В моем вилайете — два турка. Обоих я в течение недели переведу за рубеж.
— Зачем же переводить за рубеж? Если вы в самом деле хотите порвать с ними, сдайте их нам.
— Нет, этого я не смогу сделать, — ответил бай. — Я поклялся на священном Коране не посягать на их жизнь.
— А кто велит вам посягать на их жизнь? У нас — тысячи пленных турецких офицеров. И эти станут такими же.
Бай молчал. Я насмешливо продолжал:
— Может быть, они вам еще пригодятся? Говорят, войска Нури-паши подходят к Баку. Может быть, турки выполнят свои обещания?
Бай ответил, часто моргая мутными глазами:
— Мы, господин полковник, сыты по горло обещаниями. К тому же отлично знаем: Турция слишком далеко, чтобы протянуть нам руку помощи.
— С каких пор вы начали это сознавать? — спросил я, несколько повысив тон.
На морщинистом лбу бая выступил пот, лицо его посерело. Я заговорил еще настойчивее:
— Доверясь вздорным слухам, вы только себе вредите! Турки сами нуждаются в поддержке. А вы ждете от них помощи. Опомнитесь! Перед вами — бездонная пропасть.
Бай окончательно растерялся. Он заговорил дрожащим голосом, словно его начала трясти лихорадка:
— Мы птицы с обломанными крыльями, господин полковник. Если бы знать, что вернем себе крылья, мы готовы были бы выполнить любое приказание! Но я прошу вас… очень прошу: не заставляйте нас плестись за Иргаш-баем или Джунковским.
Пора было кончать. Более важные вопросы стояли на очереди. Я спросил бая, сколько людей он сможет выставить против большевиков в ближайшие полмесяца. Он, видимо, обрадовался, что беседа переменила русло. Ответил со вздохом облегчения:
— Людей много. Не хватает оружия. Если будет оружие, я берусь хоть завтра выставить восемь тысяч человек.
— Сколько нужно оружия?
— Самое меньшее — три-четыре тысячи винтовок и хоть бы с десяток пулеметов.
— Еще? Что еще нужно?
Теперь бай должен был попросить денег. Я даже знал примерно, сколько он попросит: самое меньшее три-четыре миллиона. А может быть, и десять? Ведь он знает, что нужно запрашивать побольше!
Бай не решился сразу назвать цифру, он начал издалека:
— Положение народа тяжелое. Много голодных, голых… Джигитов приходится и кормить и одевать.
