Бонплан спросил, что это с ним приключилось.
Он объяснил, что пытался побриться. Москиты не причина, чтобы одичать здесь, надо все-таки оставаться культурным человеком. Гумбольдт водрузил на голову шляпу и спросил, не слышал ли Бонплан чего ночью.
Ничего особенного, сказал Бонплан осторожно. В темноте много разных звуков.
Гумбольдт кивнул.
Чудятся всякие странные вещи.
Можно многое не услышать из того, что слышится, сказал Бонплан.
В конце концов, ночью надо спать, изрек Гумбольдт.
На следующий день они вошли в русло Риу-Негру, над ее темными водами москитов было меньше. Да и воздух был чище. Но присутствие трупов удручало гребцов, и даже Гумбольдт был бледный и молчаливый. Бонплан сидел с закрытыми глазами. Он опасается, сказал он, что к нему возвращается лихорадка. Обезьяны в клетках кричали, трясли решетки и без конца строили гримасы. Одной из них даже удалось открыть дверку, она кувыркалась по днищу, мешала гребцам, бегала по борту лодки, прыгнула Гумбольдту на плечо и плюнула в зарычавшую собаку.
Марио попросил Гумбольдта что-нибудь рассказать им.
Историй он никаких не знает, сказал Гумбольдт и поправил свою шляпу, которую обезьяна перевернула задом наперед. Да и не любит он рассказывать истории. Но он может продекламировать самое прекрасное немецкое стихотворение, конечно, в вольном прозаическом переводе на испанский, и звучит оно примерно так: над горными вершинами царит тишина, листочки на деревьях не дрожат от ветра, и птички не поют, но скоро и они умрут и уж тогда отдохнут.
Все смотрели на него с удивлением.
Всё, сказал Гумбольдт.
Как же так? удивился Бонплан.
А Гумбольдт уже взял в руки секстант.
Извиняюсь, сказал Хулио. Не может быть, чтобы это было всё.
Это вам, конечно, не история про кровь, войну и разные превращения, сказал Гумбольдт раздраженно. Нет здесь никаких чар или колдовства, никто не превращается в змею, никто не летает по воздуху и никто не поедает друг друга. Быстрым движением руки он схватил обезьяну, пытавшуюся в этот момент расстегнуть застежки на его туфлях, и засунул ее назад в клетку. Малышка дико закричала, схватила человека за руку, высунула язык, похлопала себя по ушам и показала ему голый зад. Если не ошибаюсь, сказал Гумбольдт, у каждого на лодке есть своя работа!
Вблизи Сан-Карлоса они пересекли магнитный экватор. Гумбольдт смотрел на измерительные инструменты с выражением благоговения на лице. Еще ребенком он мечтал оказаться в этом месте.
