Думал, стало быть, Жмых, что Нета от переживаний сама не своя. А потом глядит — ээээ, девка, что-то, видать, с тобой еще стряслось. Петрушке-то со стороны видно, у кого какой загиб. Вон, у Подорожника загиб в сторону Рады. А Рада такая, что ей никто не нужен. А это для отродий, Петрушка уже понял, очень неправильно. Они ведь, отродья-то, только любовью живы. Если, значит, любовь, — тогда жизнь, значит. А нелюбовь — она у них все равно что смерть. Людям-то легче. Человеки, они не такие прямые, как отродья. У нас, у человеков-то, можно и так, и этак. Можно и без любви. Можно и как-нибудь так. Можно и серенькое, — серенькое тоже имеет право. Да и немарко. А отродья… они ведь как? Они ведь про любовь-то, вроде, и сами не очень понимают, все равно как люди. Но что-то у них там, внутри, есть, какой-то механизм, который их летать заставляет, с волками играть, с птицами, опять же, беседовать… Жмых, вон, видал, как Птичий Пастух-то, с птичками-то со своими… Коршун вот — он же злой, как собака. Он же клювом как долбанет, да когтями добавит. А Птичий Пастух его так нежно, нежно держит, и разговааааривает… прям сам как коршун, только красивый очень. И коршун-то, страшный этот, клювастый, гад такой, перед ним как цыпленок. Любовь потому что. Сильно, видать, Птичий Пастух этих своих птиц любит.
А Люцию взять? К ней же каждая пчелка льнет. Осы-убийцы, черные-то, — и те ее слушают. Злятся, гудят, а поделать ничего не могут. Любят ее, значит. А кошки бродячие? Это же страсть, а не зверь! Они, говорят, до Провала-то в домах жили, с людьми. Это кто же такую животину мог в доме держать? Набросится ведь ночью, кровь высосет, горло перегрызет!.. А Люция их не боится совсем. Целуууует!.. Тьфу, тьфу, ужас, тьфу!.. Дурачок аж передернулся от боязливого отвращения. Да, кошки. Да. Вот ведь чудеса какие любовь творит. И Алиса… Петрушка непроизвольно растянул рот до ушей. Алиса… Снегурочка нежная. Вон пошла, вон… Куда это она? В лазарет, что ли?.. Вот так поглядишь на нее — и можно подумать, будто она и любить-то не способна, заморозить разве что. А Петрушка чует, что корка это, навроде той, что в морозные ночи после оттепели поверх сугробов остается. Наст называется. А там, под коркой, может, тоже любовь. И так ее много, что Алиса не знает, как с ней и сладить, с этой любовью проклятой. Вот и швыряется молниями да снегом в кого попало. Один раз случайно угодила в дурачка, дак еле оклемался. Не знает, поди, сама, какая это сила, любовь-то…
