Оракул отхлебнул чаю и на несколько секунд замолчал. Никто не нарушил тишину, все смотрели на него, как завороженные.
— Женщины-отродья не способны к деторождению, вы это знаете, — Оракул тихо вздохнул. — Но у Кровельщика и Гарды все-таки родился сын. Они очень любили друг друга. И цель их жизни была — собирание под свое крыло уцелевших детей… Они назначали Учителей, строили замки, искали отродий по городам и весям и уводили с собой… Своего мальчика они назвали — Ной. Он унаследовал способности обоих родителей. И, возможно, их одержимость сыграла свою роль в том, что он представлял собою. Ной… Его сила была столь велика, что ему подчинялось все живое. Еще ребенком он развлекался тем, что поворачивал реки: выйдет на берег, встанет против течения и идет по берегу, играя на дудочке… и река поворачивает вспять. И бежит, бежит за ним.
Оракул откинулся в кресле. Его лицо выражало глубокую грусть.
— Мне об этом рассказывал мой Учитель. А ему — его Учитель. Тот вырос в замке Кровельщика, и знал Ноя с детства. Дети не играли с Ноем — они его как будто инстинктивно сторонились. Однако ему ничего не стоило заставить их. Заставить. Он брал дудку… и все плясали под нее. Только ему это быстро наскучило. Наверное, он хотел, чтобы его любили просто так. Однако, человеческое сердце так устроено, что не может любить того, кого боится. Я знаю, вы скажете, что отродья — не люди. Оказалось — все-таки люди. И, как люди, не любят и боятся того, кто так сильно отличается от них…
Оракул поднялся. Отчаянную тишину в зале не мог заглушить даже не смолкающий вой ветра.
— Ну вот и все, — сказал Слепой Оракул и надвинул на голову свой рогожный капюшон. — А теперь я пойду дальше. Спасибо вам за чай, дети.
— Как же!.. — испуганный голос Рады эхом вспорхнул под потолок. — Ты вот так просто уйдешь? И ничего больше не скажешь? Зачем придет Крысолов?
Оракул, кажется, ласково улыбнулся — улыбки не было видно под капюшоном, но она прозвучала в его голосе:
— Откуда же мне знать, девочка, зачем придет Крысолов. Но я точно знаю, за кем он придет. Он придет за вами.
— А за вами? — запальчиво воскликнул Подорожник и, точно защищая, обнял Раду за плечи. — Ты же тоже отродье, разве нет? Разве тебе Крысолов ничего не может сделать?
— Да, я тоже отродье, мой мальчик, — лицо Слепого было молодым, не старше остальных, но голос выдавал в нем глубокого старика. — Но я не боюсь Крысолова. Его дудка будит в сердцах потаенные воспоминания, страхи, надежды, любовь. А у меня больше нет ни страха, ни любви, ни надежды. И я ничего не помню.
