Старина Сукум на ползвания выше меня, и в деле продвижения по службе мы с ним конкуренты. Как лесной плотоядный зверь, он склонился над жертвой с таким видом, словно убийство — дело его рук. Но разве можно его винить? Профессиональному риску заболеть некрофилией подвержен каждый, кто служит в убойном отделе. И теперь я не сомневался, что мой конкурент распустил слюни над богатым трофеем, словно наткнулся в канализации на алмаз Кохинор. Согласно шкале ценностей, которую нам привили в курсантской школе, это убийство с любой точки зрения можно было назвать «руанг яй» — значительным. Мне стало интересно, как Сукум воспримет мое обременительное присутствие. Наверное, удастся огорошить его.
Лек провел меня мимо будки охранника на парковочном этаже, одновременно служившей входом в десятиэтажный дом с квартирами ниже среднего, построенный в спешке пятнадцать лет назад с целью нажиться на сексуально озабоченных белых мужского пола лет за сорок. Это был беспроигрышный бизнес-ход: за первые три года дом окупился, а затем превратился для своих хозяев в медовую реку. Краска на стенах вздулась и местами отслоилась, обнаружив белую штукатурку; повсюду попадались надписи: «Шел бы ты, фаранг, куда подальше» (на тайском), «Сарли, мне было с тобой так хорошо прошлой ночью» (на английском).
Кабина лифта оказалась совсем крошечной — даже такие некрупные люди, как мы с Леком, оказались в ней в смущающей близости. Столкновение ароматов нашей парфюмерии выдавало наши ориентации: Лек не мелочился — пользовался духами «Шанель № 5», которые выклянчивал у моей матери Нонг, а я — мужественным, типа «в плен не беру», эксклюзивным одеколоном от Армани.
— Возможно, это случай для агента ФБР, — предположил я в лифте.
— Бедняга застряла в Виргинии, — ответил мой помощник. — Сломала руку во время боевой тренировки. Дралась одновременно с двумя инструкторами. Оба, конечно, проиграли, а она так и не смогла сделать между ними выбор, потому что все еще влюблена в меня. Только не говори ей, что я тебе рассказал про это.
— Кимберли? Неужели?
— Она прислала мне письмо по электронной почте.
Кимберли Джонс, агент ФБР, — моя приятельница и приятельница Лека. Впрочем, больше Лека, чем моя. Это долгая история. Мы расследовали вместе с ней несколько случаев международного характера, и она влюбилась в моего помощника. Этот факт смутил ее до чертиков: не стала ли она, благодаря любви к транссексуалу, лесбиянкой? Боюсь, фаранг, в твоей культуре мало найдется такого, что позволило бы разобраться в этой головоломке. Вот она постоянно мне и звонит.
