Он спрашивает у меня, ведь именно благодаря мне он появился в этом мире. Спрашивает в первый раз и уж, конечно, не в последний. Оскорбленный приятелем, обиженный учителем, насмотревшись ужасов по телевизору — именно ко мне он будет всякий раз обращаться. Почему? За словами, которые я произношу, слышит ли он мое молчание? Я не знаю, малыш, пока еще не знаю.
Если бы на месте Венсана была Альберта, она бы в ярости растоптала осу, Полина сразу же забыла бы об укусе, а вот Даниэль никогда не спросил бы меня — почему? Он никогда не задавал мне этого вопроса. Дитя моей безоружной юности, он инстинктивно чувствовал, что каждый должен искать свой собственный ответ. Скорее мой товарищ, чем сын, он рос, а я набиралась ума. Молчание мы поделили между собой.
* * *
— Что такое выкидыш? — спрашивает Альберта.
— Когда ждешь ребенка и теряешь его прежде, чем он станет достаточно сильным, чтобы жить.
— Но иногда это делают специально?
— Да, иногда специально. Кто тебе это сказал?
— Ло сказала Аните: «Конча-то опять устроила себе выкидыш». А зачем она это сделала?
— Думаю, потому что она несчастна и ей не хотелось, чтобы ребенок стал таким же несчастным, как она…
— Значит, она его убила и она преступница, — заключает Альберта удовлетворенно.
Как всякая здоровая натура, она несколько кровожадна и в общем-то не против, чтобы и мир был таков.
— Да, ее можно было бы назвать преступницей, если бы она сделала это из дурных побуждений. Но я думаю, ей просто не хватило ума понять, что и у ее ребенка есть надежда стать счастливым или чего-нибудь добиться в жизни…
— А ты, мама, ты была уверена, что мы будем счастливы? Да?
— Уверена… Знаешь, никогда ни в чем нельзя быть уверенной.
— Но мы же счастливы!
— Может быть, вы не всегда будете счастливы. Правда, я все же надеюсь, но не могу быть уверенной.
— А тебе будет грустно, если мы будем несчастны?
— Очень.
— И тогда ты, наверное, скажешь себе: лучше бы у меня был выкидыш?
— Вряд ли. Конечно, в минуту отчаяния мне могли бы прийти в голову такие мысли, только это был бы грех. Горе может научить нас многому, сделать богаче, оно может обратить нас к Богу и обернуться радостью.
— Да… но все же лучше быть счастливым.
— Думаю, для настоящего святого это примерно одно и то же. Либо ты живешь в Боге, счастливый или несчастный, и все хорошо. Либо нет…
— Да. Но ведь Богу неприятно, если мы несчастны, правда? Ему не может быть это приятно?
— Конечно, не может. И все же на свете много несчастных людей.
