– Я хочу пойти работать, – вдруг зачем-то я решила открыть все свои мысли Максу, – пусть вначале буду кофе носить, но зато потом, может, передо мной откроются какие-то радужные перспективы, ну или в сотый раз откроется биржа труда.
– Давай я позвоню друзьям и попрошу тебя куда-нибудь устроить.
– Нет, давай я как-нибудь сама!
– Почему ты не можешь принять помощь? Что значит «я сама»? К чему приведет это «я сама»? Кроме как к разбитому корыту – ни к чему хорошему! – МММ перешел на почти крик.
Повышения на меня голоса я не терпела – мне было проще, чтобы человек спокойным и сухим тоном объяснил свою точку зрения – как отец.
В данной ситуации я списала тональность поучительной беседы на усталость и решила спокойно обосновать и свою позицию:
– Потому что мне проще самой – чтобы не получилось, как в ситуации с Нонной Брушевской.
– Я надеюсь, тебя хоть чему-то научила эта ситуация?
– Да, не принимать помощь от близких и сохранить тем самым с ними хорошие отношения.
– Как же ты не права.
– Хорошо. Но я останусь при своем мнении!
Я резко встала и вышла из беседки первая.
МММ был во мне разочарован, я чувствовала это кожей, шелестом осенних листьев и чуть разряженным воздухом наших отношений, которым я продолжала дышать.
Для меня конфликт был исчерпан. А для МММ конфликта и вовсе не было – скорее оживленная дискуссия.
Столько раз, слыша скандалы родителей, я наматывала на ус: выяснение отношений – вещь бессмысленная, ты просто берешь и спускаешь свои душевные силы в унитаз.
А я столько этих сил спускаю в Интернет, что мне не до унитазов.
– Я не хочу, чтобы моя женщина носила кофе, – сказал он, ложась в постель!
– Хорошо, тебе я не буду носить кофе!
– Перестань елозить словами, мы не в институтской курилке.
– Я очень соскучилась по собаке, – сказала я, отвернувшись в сторону окна.
– Ты меня не изменишь, меня ни жалостью, ни просьбами не возьмешь. Я упертый.
– Я и не пыталась. Просто попыталась рассказать о том, что чувствую, а ты сразу все воспринял как упрек.
Закончилось все тем, что мы еще пару часов разговаривали на повышенных тонах, проснулась Ника, Макс спустился делать ей чай и объяснять, что все отлично, а я курила в щелку окна в спальне, что положило основу новой крикотерапии. МММ на протяжении часа пытался заставить меня почувствовать себя говном, которое разбудило Нику, сорвало ему утреннюю встречу.
Мы никак не могли остановиться в борьбе за правообладание последним словом.
В результате я взяла подушку, кинув в сторону Макса свой кусок одеяла, и, вальяжно открыв дверь, крикнула:
