Я вернулась в дом холодная, злая и рассерженная, с циничным пониманием, что счастье в неведении, но ты уже в ведении и потому несчастна.
– Ник, а если бы ты узнала, что твой отчим изменил твоей маме с девушкой твоего лучшего друга, ты бы рассказала?
Ника почти подпрыгнула на диване:
– Ну ничего себе – я думала такое только во французских мелодрамах случается. А тут на тебе. – Ее скорее забавляла данная ситуация.
Меня же она скорее удручала.
– Сама посуди, как раз за пару дней до того, как обнаружить браслет, мы сидели вместе с Женей у меня дома, потом мне понадобилось срочно уехать, и я оставила ее дома, уже на выходе из подъезда я столкнулась с Эмилем – он шел домой, один, без мамы. Они в тот вечер поругались на какой-то вечеринке.
– Ты говоришь, как Эркюль Пуаро. Как будто расследование ведешь.
– Слушай, а это идея!
– В смысле?
– Надо провести расследование, я понимаю, что звучит как полная глупость, но мне же сейчас все равно заняться нечем – поскольку я безработная. И если я узнаю, что это была разовая измена, то я промолчу, но если уличу их в романе – расскажу матери.
– Ты не торопись с решением, рассказывать матери или нет.
– Нет, ты не понимаешь, если это вскроется когда-либо и мама и Сашка узнают, что я была в курсе, но скрыла информацию, они мне никогда не простят. Как и я никогда бы подобное не простила.
– А я бы предпочла вообще не знать.
– Помнишь, как в фильме «Брат» – сила в правде!
Руки чесались залезть в Интернет. Я как информационный бомж – мечтала порыться во всемирной помойке.
Мы с Никой, будучи в ситуации полного, почти опустошающего безделья, решили дать волю женскому любопытству.
Но это не значит, что, переключившись на ситуацию с Женей и Эмилем, я перестала косо посматривать на Никин телефон. Каждый раз, когда она уходила в туалет, я брала прибор в руки, но потом в страхе новой правды откладывала в сторону.
Мы с Никой поведали друг другу все тонкости наших положений – сломанной учебы и сломанной карьеры. И нас уже начало объединять нечто большее, чем Макс.
Я достала из гардеробной чемодан – оттуда вынула огромный пакет с шерстью, спицы и крючки, схватила все в охапку и потащила к Нике.
– Знаешь, отец мне в детстве сказал, что самый тяжелый труд – это ничегонеделание. А поскольку мы слабые и к самой тяжкой ноше не подготовлены, то будем вязать. Ты умеешь? – спросила я изумленную Нику.
– Нет. В детстве вязала какие-то салфетки крючком, но на этом все ограничилось.
