Но все они молчали, как преступники на допросе.
— Сволочи, — сказал он им.
И обратил внимание на портрет у двери.
Директор остановился.
Подошел поближе.
На портрете был изображен молодой человек с ненатурально белыми волосами, собранными сзади в косичку с бантом. Похоже, в парике. Узкий камзольчик темной шелковистой ткани стягивал узкие плечи. Белый шарф переходил у ключиц в прихотливую полупрозрачную пену кружев. Лицо несколько необычных пропорций, странный птичий профиль, маленький рот, покатый лоб.
Но изображение было не в фокусе.
Директор протер глаза и посмотрел на соседний портрет старика на фоне неба и желтых трав. Нет, зрение директора не подводило: сосед выглядел как положено. Директор неслышно подкрался к портрету. Контур потерял четкость, форма — определенность, зато в целом картина обрела объемность и глубину, доселе директором не замечаемую. Он провел ладонью по холсту. Холст как холст.
Уродина у окна глядела на него, глаза вбок и откровенно осклабясь. «Завтра же всех мерзавцев распределю по разным камерам… залам, то есть», — подумал директор.
Чеканя шаг по-военному, шел он по пустым музейным залам, и шаги его звенели в безлюдных объемах. Фарфор и стекло светильников и посуды отвечали мелкой дрожью и звяканьем. Директор ненавидел эти многодетальные предметы, ненавидел их усложненность, прихотливые формы, мелкие детали, их роскошь и хрупкость. «Настанет день, — подумал он, — когда у меня сдадут нервы и я начну бить эту дрянь». Мелькнула мысль — а не так ли дело обстояло с восковыми фигурами? Экспонаты, незваные пришельцы из былого, кого угодно разложат и на что хошь спровоцируют… По сути дела, музей — само прошлое, а он, директор, состоял при прошлом надзирателем, смотрителем, надсмотрщиком, он ощущал огромную ответственность перед настоящим.
Директор проверил сигнализацию, видеосвязь и посты дежурных. Он еще держался военной дисциплины и порядка — по старой памяти, хотя яд новой должности помаленьку одурманивал его.
Он решил пройтись пешком до автодрома. Городские улицы, проносящиеся мимо мобили, едущие на движущихся тротуарах и идущие по неподвижным ярко одетые люди успокаивали его. Директор остановился у витрин, разглядывал голографические спектакли фирменных реклам, пил сок и кофе из алых, голубых и коричневых автоматов. Постепенно он пришел в равновесие. Самолеты летали часто; его ждал вечер отдыха на океанском побережье. Обратно директор намеревался вернуться утренним рейсом.
