На самом деле это бред. Причем бред – унизительный. А никакая не защита.
Защищают людей, подвергающихся ежедневной опасности (а среди моих коллег по журналистскому цеху таких довольно много), не так. Так – распределяют номенклатурные привилегии, так – «допускают к столу», так – приравнивают к номенклатуре.
Да о чем тут говорить: очень многие начальники московских СМИ – что официальных, что «оппозиционных» – уже давно ездят с мигалками.
А закон только продолжает закрепление «четвертой власти» в ее нынешнем номенклатурном статусе. Нормальная, в общем-то, тема, но для чисто журналистской работы – совершенно не обязательная.
Потому как для чисто журналистской работы вполне достаточно того, на что я и так, без всякого УК, имею право и что написано в моем, допустим, типовом журналистском удостоверении, цитирующем Закон РФ «О средствах массовой информации»:
1. Искать, запрашивать, получать и распространять информацию (ст. 47.1).
2. Посещать государственные органы и организации, предприятия и учреждения, органы общественных объединений либо их пресс-службы (ст. 47.2).
3. Быть принятым должностными лицами в связи с запросом информации (ст. 47.3).
4. Получать доступ к документам и материалам, за исключением их фрагментов, содержащих сведения, составляющие государственную, коммерческую или иную охраняемую законом тайну (ст. 47.4).
5. Производить записи, в том числе с использованием средств аудио– и видеотехники, кино– и фотосъемки, за исключением случаев, предусмотренных законом (ст. 47.6).
Все.
Собственно говоря, для осуществления профессиональной деятельности этого достаточно, остальное – от лукавого. А то, что работа опасная (и то не у всех, а у меньшинства) – так вы ее сами, ребят, выбирали.
Точно так же, как и я.
Это я все к чему.
Мне тут парни поведали, из одной очень скандальной, но при этом весьма профессиональной московской газетенки. Знаете, кто у них больше всего новым поправкам радовался? Их музыкальный обозреватель – известный на всю страну скандальный персонаж с длинными сальными волосами, дурным запахом изо рта, бегающими глазками и весьма себе шаловливыми ручонками. Ибо, если его теперь, по уже укоренившейся привычке, поймают где-нибудь за сценой музыканты и опять-таки привычно начнут мудохать – допустим, за очередное крысятничество (ну, любит стос «демку» – демонстрационную запись, в смысле – из студии тиснуть и потом знакомым пиратам загнать за долю малую) или еще за какое плохое поведение – то это теперь им может весьма дорого обойтись. Потому как он – специальный государственный человек. И его защищает – специальный государственный закон.
