— Закрой дверь, а то родительница проснется.
Дверь прикрыли. Родительница медленно побрела в комнату.
Это не дом стоял набекрень, а мозги Эллиота. Совсем спятил ребенок.
Может, это какой-то робкий маньяк действительно и избрал ее огород своим наблюдательным пунктом.
«Почему? — недоумевала она. — Почему все это обрушивается именно на меня?»
* * *
Он был снова здесь, на этой самой поляне…
Инопланетянин прислушивался к голосам землян, суетившихся на месте посадки корабля. Наблюдая за ними из-за деревьев, он начинал понимать, о чем они переговаривались.
«Здесь был НЛО, но его упустили…» «Приземлился на этой поляне и улетел». «Выскользнул прямо из-под носа!»
Тот, кто, по-видимому, был у них предводителем со связкой звенящих, нанизанных на кольцо металлических зубов, поворачивался и показывал рукой то в одну сторону, то в другую. Остальные кивали с глупым видом. Потом предводитель сел в машину и уехал, остальные последовали за ним. День был уже в разгаре, место посадки опустело.
Инопланетянин с грустью смотрел на примятую улетевшим кораблем траву.
«Выскользнул из-под носа».
Он с трудом поднял отяжелевшую руку. Силы иссякали, сказывалось отсутствие пищи. Чудодейственных питательных таблеток, составлявших основной рацион для экипажа, на Земле не было. Он пожевал было несколько ягод кизила, но нашел их несъедобными, к тому же в них были твердые косточки.
Уже десять миллионов лет он собирал на Земле дикие растения, но так и не удосужился выяснить, какие из них съедобные, какие нет, и выяснять это теперь было поздно.
Кажется, ничего не пожалел бы за одну крошечную питательную таблетку с заложенной в нее живительной энергией!
Он забился глубже в кусты и прилег там на землю, подавленный и ослабевший. Конец был близок.
* * *
Эллиот мчался на велосипеде, направляясь к отдаленным холмам. Почему туда, он не мог объяснить.
Велосипед притягивало туда будто магнитом. Во всяком случае, он явно знал, куда ехать, и Эллиоту оставалось лишь не мешать ему.
Эллиот был из тех мальчиков, которых обычно называют шельмами. Обычно он жульничал, когда играл в парчизи. В его голосе вдруг, как джинн из бутылки, появлялась невыносимая, режущая уши пронзительность, и каждый раз, будь это дома или в классе, Эллиот этим противным, пронзительным голосом говорил как раз то, что говорить не следовало.
Дома он увиливал от всего, от чего только мог, зная, что Мэри или Майкл все за него сделают. Очки с толстенными линзами придавали ему сходство с лягушкой, словом, ни дать, ни взять — психопат и шельма впридачу!
