В комнате находились двое: мужчина и женщина. Мужчина, тот самый артист, игравший веселого сказочника, стоял у окна и курил, выдувая дым в раскрытую форточку. Он был все еще в сценическом черном костюме, но без плаща и цилиндра. Теперь я мог рассмотреть его как следует с близкого расстояния, а не из зрительного зала. Ему действительно было лет за тридцать. Он был полноват, брюшковат, лысоват, круглолиц, щекаст, броваст, губаст, голубоглаз и «картофелиноносат» или «носокартофеленист», не знаю, как уж лучше сказать. Этот тип мне сразу не понравился, студенистый какой-то, как медуза, мужественности в нем ни капли.
Одетая в черное трико рослая грудастая женщина, примерно одних лет со студенистым веселым сказочником, сидела у зеркала, расположенного посередине комнаты, и влажной салфеткой снимала остатки, видимо, такого же, как и у бывшего у Стороженко, темного грима с не лишенного приятности лица. У нее был округлый нос, овальный подбородок, красивая линия рта, карие, чуть навыкате глаза, выпуклый лоб, шелковистые брови. Прямые светлые волосы были собраны в пучок, открывая маленькие ушки. Маленькие, разумеется, относительно ее габаритов, ибо, как я уже упоминал, женщина была не из мелких. Фигура у нее с возрастом уже начала оплывать, при узких плечах широкий обтянутый черным трико зад с трудом умещался в кресле… В целом и третий человек из актерской среды не производил на меня впечатления.
Странно как-то: три артиста передо мной, и ни одного с артистичной внешностью. Красив, как артист – явно не про них сказано. Принцип отбора в артисты кукольного театра, что я вывел на примере Стороженко, подтверждался и в случае с ее напарниками – студенистым и широкозадой: если тебя из-за внешних данных не взяли в артисты кино и театра – иди в кукольники, там необязательно быть писаными красавчиками.
Вошедшая следом за мной Нина прикрыла дверь и заявила:
– Это и есть тот самый журналист, про которого я вам говорила…
– И который, – подхватил я, – будет писать статью про ваш замечательный кукольный театр. Игорь Гладышев, – представился я.
Замершая было с салфеткой у лица в момент моего вторжения в гримерную широкозадая вновь заводила ею по физиономии и, не спуская с меня глаз, промолвила:
– Ольга Шерманова. – Голос у нее оказался громовым и грубоватым. – Извините, Игорь, что в таком виде перед вами, но, сами знаете, работа такая. Я, с вашего разрешения, продолжу приводить себя в порядок.
