Хотя свадьба была намечена, в письмах, которые Эрнесто посылал в Аргентину, практически не встречалось упоминаний о ней. Зато он продолжал описывать планы своих возможных, невозможных и гипотетических поездок. Тите Инфанте он написал: «Я надеюсь, Тита, что мы скоро встретимся на углу какого-нибудь старого европейского города; я с набитым животом и ты с дипломом в руке. Ну а пока самое большее, на что мы можем надеяться, так это то, что будущее работает на людей».
Общение с кубинцами заставило Эрнесто пересмотреть список его потенциальных поездок: «Следующим шагом могут быть США (очень трудно), Венесуэла (выполнимо) или Куба (вероятно). Но мое сердце устремлено к Парижу, и я попаду туда, даже если мне придется добираться вплавь через Атлантику».
По существу, на этой стадии своей жизни Эрнесто Гевара был бродягой. В течение двадцати двух месяцев пребывания в Мексике в письмах родным и двоим друзьям он сто шестьдесят один раз упомянул о своих возможных или гипотетических поездках. Эта навязчивая идея путешествия нашла отражение в написанном в то время стихотворении:
Море дружески манит рукой,
Мой луг — континент —
Разворачивается нежно и врезается в душу,
Как колокольный звон на вечерней заре.
Рикардо Рохо, соотечественник Гевары, 30 апреля 1955 года прибыл в Мехико из Соединенных Штатов, где он провел год после бегства из Гватемалы, и немедленно разыскал Эрнесто. «Он похудел и, хотя и был уличным фотографом, все еше внешне очень напоминал университетского студента на каникулах».
Следующий день был Первым мая, и Эрнесто вместе с Ильдой и Рохо пошел смотреть парад. Перед изгнанниками прошла грустная пародия на демонстрацию трудящихся. Сменяя одна другую, мексиканские проправительственные рабочие организации заявляли о своей преданности и покорности. Не такая уж большая манифестация, причем совершенно рутинная. Левые партии, такие, как ПОКМ и Коммунистическая партия, объединения рабочих-диссидентов, в частности железнодорожников, преследовались полицией и, конечно, не были допущены к официальной манифестации. Эрнесто так прокомментировал увиденное: «Мексиканская революция мертва — и мертва уже изрядное время, но мы не понимали этого... Демонстрация организованных рабочих напоминает похоронную процессию... Они собраны вместе бюджетом, правительственной платежной ведомостью. Пойдем отсюда, дружище».
Рохо провел в Мехико всего неделю, в один из дней которой он вместе с Эрнесто пошел на встречу с кубинцами, чей штаб находился в «Империал-билдинг». Совершенно неожиданно для себя они включились в горячие дебаты. В то время на Кубе обсуждался законопроект об амнистии для участников нападения на казармы Монкада в 1953 г., в частности для руководителя акции, некоего Фиделя Кастро. Кубинцы, не отрываясь от радиоприемников, следили за новыми событиями, успехами и задержками. Фидель был освобожден двумя неделями позже, 15 мая.
