Когда юноша закончил, звукооператор попросил его спеть еще раз, потому что на пластинке, кажется, остались какие-то царапины. Эстефано повторил то же танго, но уже нервно, в более быстром темпе. Он боялся, что его мать уже выбралась из поезда и ищет его повсюду.
Как тебя зовут, приятель? спросил оператор.
Эстефано. Но я подумываю о более артистическом имени.
С таким голосом оно тебе не понадобится. В твоей глотке солнце живет.
Юный певец сунул под рубашку вторую запись, которая вышла хуже; ему повезло: он опередил свою мать, которая, как ни странно, делала уже третий круг на поезде-призраке.
Какое-то время Эстефано провел в поисках граммофона, чтобы втайне прослушать свою пластинку, но у его знакомых не было граммофонов, а уж тем более со скоростью 45 оборотов — именно такая пластинка досталась ему в киоске звукозаписи. На поверхность диска плохо влияли жара, сырость и пыль, скопившаяся между страницами подшивки журнала «Красавцы 1900 года». Эстефано решил, что записанный и невостребованный голос уже безвозвратно утрачен, но однажды в субботу, когда он сидел вместе с матерью на кухне и слушал по радио популярную передачу «Лестница к славе», ведущий заговорил о потрясении, которым явилась песня «Квартирка на Аякучо», записанная безымянным певцом a capella[20] в какой-то сомнительной студии. Благодаря чудесным свойствам магнитных пленок, продолжал ведущий, теперь этот голос подчеркнут аккомпанементом бандонеона[21] и скрипки. Эстефано тут же узнал свою первую запись, которую звукооператор из парка притворно объявил испорченной, и побледнел. Он был разлучен с собственным голосом и все же чувствовал, что связан с ним ниточкой восхищения, которое можно испытывать лишь перед чем-то, чем мы не владеем. Это не был голос, который он искал или который хотел бы иметь, — этот голос нашел себе пристанище в его горле. И, не имея ничего общего с его телом, голос мог отделиться от него в самый неожиданный момент. Кто знает, сколько уже он путешествовал в прошлом и сколько других голосов заключал в себе. Для Эстефано имело значение только одно: похож ли он на голос Карлоса Гарделя. Поэтому комментарий матери, слушавшей «Лестницу к славе» вместе с ним, польстил юноше:
Странное дело, че. Говорят, что певец этот неизвестный, да ведь это не так. Если бы ему подыгрывала гитара Хосе Рикардо, можно было бы поклясться, что это Гардель.
Гордость от этих слов была так велика, что голос Эстефано вырвался на свободу:
