— Не так скоро, — сказал дядя Рука. — Я принес кое-что, тебе, думаю, понравится.
Уже отошедший на несколько шагов Володя остановился.
— Я хочу бабочек половить, — сказал он. — И так уж полдня впустую потратил.
Начиная с прошлого лета эта мания целиком поглотила брата. И теперь комнату его заполнила, к немалому ужасу Мадемуазели, коллекция уже расправленных, приколотых к пробкам бабочек.
— А, ну, стало быть, бабочек и получишь.
На лице Володи обозначилось скептическое выражение.
— Пойдем, — сказал дядя и повел своего племянника мимо нас в дом.
Я пошел следом. В гостиной дядя Рука указал на огромную книгу, лежавшую открытой в кресле. Володя, покорно приблизившийся к ней, вдруг восторженно завопил.
— О Боже! — нараспев выкрикивал он. — О Боже, о Боже!
Он поднял книгу, опустился в кресло и начал листать ее.
— «Die Gross-Schmetterlinge Europas»[7]. Ни о чем на свете так не мечтал. Как вы узнали?
— Твой дядя еще не выжил полностью из ума, не правда ли? — Дядя Рука скользнул в кресло Володи, обнял его за плечи. — Одну из вот этих я, по-моему, видел. — Он указал на иллюстрацию.
— Навряд ли, — сказал Володя. — Разве что вы побывали на Новой Земле, но они и там до крайности редки.
— Что ж, возможно, то была ее южная кузина, — пробормотал дядя Рука. — Боюсь, для меня они все на одно лицо. Семейное сходство любого с толку собьет!
Он весело рассмеялся, потом принюхался к напомаженным волосам племянника. На миг губы его коснулись Володиной макушки. Мой брат замер. Глаза его, зеленовато-карие, встретились с моими. Я отвел взгляд, мне было неловко не столько за него, сколько за нашего бедного дядю, который, так и не заметив недовольства племянника, вскоре покинул гостиную, часто стуча каблуками по полу. Володя остался сидеть в кресле — так, точно ничего не случилось, — неторопливо переворачивая страницы книги и подчеркнуто не обращая внимания ни на удалявшегося дядю, ни на младшего брата, мимо которого, все еще стоявшего в дверях, дядя Рука проскочил, словно и не признав его.
На следующее лето дядя Рука снова приехал в Рождествено. Раза три или четыре в неделю он появлялся у нас к полдневному завтраку. Покончив с едой, все выходили на веранду, к турецкому кофе и папиросам, дядя же хватал Володю за запястье.
— Пойдем, милый отрок, — услышал я однажды, задержавшись на пороге столовой чуть дольше необходимого. — Удели минутку твоему бедному дяде. В Италии мальчики твоих лет очень любят эту игру. «Покататься на коне» — так они ее называют.
