Вниз по реке плыли куда быстрее. Через день добрались до стана, где оставляли лодку с орехами. Здесь переночевали. Сидели у костра, жарили лосиную печенку.
— Кайф! — заметил Студент. — Я бы и еще так покантовался. Жалко, жратва закончилась.
В лодке лежала туша сохатого, два бочонка рыбы, утки, которых стреляли каждый день попутно. Хлеб, чай, и сахар тоже имелись в наличии. Все удивленно уставились на Студента. Тот, сообразив, что брякнул что-то не то, поправился:
— Гречка, я хотел сказать, кончилась.
Хомич, понимающе расхохотался:
— У нас последний месяц кроме гречки ничего не оставалось. Потом, правда, и гречка закончилась, но пока мы на этой крупе сидели, сложилась традиция — таборщик заходил в палатку и спрашивал:
— Что изволите заказать?
Заказы отличались изысканным вкусом и разнообразием:
— Шашлык по-карски.
— Трюфели в ткемалевом соусе.
— Омара с лангустами.
И так далее. Пока фантазии не иссякали. Наконец, кто-нибудь предлагал коронное:
— А не сварить ли нам, братцы, гречки?
И все дружно подхватывали:
— Точно! Давно не ели.
Заговорили об экспедиции и Марк, мимоходом, поинтересовался:
— Что там случилось с Ширинкой? Никто что-то о нем не упоминает.
Рассказал Хомич.
Довел.
В свой первый заход я взял сопровождающим Петрова, известного вам как Ширинка. Функции сопровождающего таксатора рабочего прописаны довольно невнятно, но по технике безопасности ходить по лесу в одиночку запрещено. На этот запрет все, конечно, плюют, но заход я планировал долгий, вот и взял его, продукты носить, варить, да стоянки обустраивать.
По натуре я очень деликатный и застенчивый человек. Мать говорит, что мне на шею не садится только тот, кому лень на нее забираться. Поэтому, когда Петров, сетуя на застарелый радикулит, перевалил три четверти груза из своего рюкзака в мой, я лишь крякнул и поспешил за повеселевшим рабочим. На стоянке Ширинка сделал мне замечание за плохо наточенный топор. Мне показалось неудобным говорить, что это входит в его обязанности. Я взял топор, наготовил дров, сварил ужин, устроил лежку. Всю ночь я поддерживал костер, чтобы Петров мог спокойно выспаться. Мне очень не хотелось встречаться с его укоризненным взглядом утром. На рассвете осторожно разбудил рабочего. Недовольно буркнув, что можно было бы сделать подстилку и помягче — сучки в бок упирались, он съел сваренную мной кашу и, развалившись у костра, закурил. Посуду пришлось опять мыть мне.
— Слушай, начальник, я с тобой в лес не пойду. Хочу порыбачить сегодня. Иди, таксируй один, вечером придешь, уху сваришь.
